Но всё это время не праздничная линейка, не первый урок, а именно куча-мала переключала моё настроение на учебный год.
Мы и теперь бегали за девочками, но, поймав «верхнюю», из компании Иры Татровой, отпускали быстрее, чем золотую рыбку, даже не прося ничего взамен. Сиротки Мэри – другое дело, законная добыча. Паша Самец уже держал за локти старшую из двух сестёр и не давал пошевелиться, не то что вырваться.
Ромка Сидельников истошным голосом картаво орал:
Улыбнитесь, каскадёры!
Ведь опасность это всё-таки!..
Не докрикивая последнее в строке слово «пустяк», но эта песня, вероятно, так и отложилась у него в сознании – без пустяков. А продолжение было вовсе ни на что не похоже:
Каскадёры, каскадёры!
Каскадёры ведь не плачут,
Даже если упадут!
С этими словами он раскрутил вокруг себя за руку, как модель самолёта на корде, щуплого Гурбанова и выпустил, целясь в Иришку Татрову. Она, впрочем, стояла не в двух шагах и успела даже театрально взвизгнуть, прежде чем наклонилась и хлопнула подкатившегося к её ногам Гурбанова по голове. Для него это было вроде ордена.
Я переглянулся с Оксаной. Мы в тот день отчего-то мало участвовали в общем безобразии, больше наблюдали, вот я и запомнил всё так подробно. Но уже через минуту, с Изуриным на закорках, я мчался в конный бой. Сколько ни было в моей жизни таких сражений, всегда, всегда я был конём, никто не мог протащить меня верхом больше нескольких шагов. Я не верил, думал: притворяются; но делать нечего, хочешь биться – подставляй хребет. Кони, согласно правилам, не могли толкать друг друга и ставить подножки. Можно было маневрировать, стараясь обмануть противника и оказаться за спиной, можно резко отрываться, когда твой всадник схватил другого за руку или за шиворот. Мексиканец был в этом великий мастер, и мы понимали друг друга без слов.
Мы сильно начали и в этот раз, но в самый разгар битвы я умудрился заметить Лену Гончаренко: стоит, бедняга, растерянно оглядываясь. Побежала с нами, думая, что будет новая работа, а попала в сумасшедший дом. А впрочем, здесь лучшее место, чтобы познакомиться… Уйдя в непрошеные мысли, я прозевал запрещённый толчок, лишь чудом удержался на ногах, но всё-таки мы победили.
Лучшее место, чтобы познакомиться! Здесь всё бывает не так. Где это видано, чтобы сиротки Мэри гоняли по поляне Чернову? Всегда было наоборот, но теперь она прыгала и вертелась невдалеке от меня, а Мэри-младшая-сестра, и Мэри-не-сестра с небывалой решимостью брали её в клещи.
Кругом не смолкал разноголосый визг, за спиной ревел охрипший Сидельников:
Каскадёры ведь не плачут,
Даже если… утонут!
Ради ямба или амфибрахия пожертвовал ударением. Нет, пожалуй, ради хорея; амфи… этот самый того бы не стоил. Младшая Мэри поймала-таки Чернову за талию. Та, размашисто присев и вскочив, освободилась и вновь замаячила у сироток перед носом. Рядом со мной несколько ребят и девочек, встав тесным кругом, толкали друг другу сильного, но лёгкого Гурбанова: морская качка, живой волейбол. Чернова теми же энергичными движениями вырвалась из рук Мэри, которая не сестра, и попалась в плен к обеим. Мимо меня, спасаясь от конопатого Димки Рыбина, промчалась малышка Оля Виеру. Я ждал, что она укроется за моей спиной, но ближе стояла Лена Гончаренко, и Оля, обхватив её поверх опущенных рук, заслонилась Леной от Рыбина. Тот, по инерции сделав ещё один шаг, с воплем отскочил, будто ему сунули под нос голый скелет или что похуже, развернулся и побежал обратно. Оля, не выпуская Лену, потянула её к волейболистам. Лена сперва не противилась, потом нерешительно упёрлась, и тогда Оля, едва доходившая ей до плеча, стала приподнимать её на каждом шаге. Она толкнула Лену в круг, Лена еле устояла, но кто-то подхватил её и вновь отправил в круг. И ещё раз… Чернова не без труда, но выпуталась из рук обеих сироток Мэри. А Лена Гончаренко, метавшаяся в кругу, упала.
Я уже тогда почувствовал, что веселье рано или поздно станет недобрым. И, скорее, рано. Мелькнула мысль поднять и увести отсюда Лену, и наплевать, что об этом подумают. Не поднял и не увёл. Я и не подозревал, что границы игры будут сметены мгновенно. Спина у Лены была чистая, нежная, без тесёмок лифчика – это я увидел, когда Метц натянул ей на голову подол сиреневой футболки. Грудь была крошечная, с бледно-розовыми сосками – это я заметил, когда Лена вскочила мгновением раньше, чем прикрылась, а Самец и не думал отпускать футболку, тянул к себе, отобрал в конце концов и не глядя кинул за спину. Футболка летала по поляне, оказалась у меня, и я отдал её ближнему; оказалась у кого-то ещё, и он махнул ею, как флагом; оказалась у Черновой, и та бросила её одной из Мэри. Лена Гончаренко с мольбой в глазах бегала от одного к другому, её цепляли за резинку брюк, вынуждая опустить руки, хватали за руки и несколько раз опрокидывали. Потом она развернулась, будто хотела уйти прямо так, и, сделав несколько шагов, села на траву. Глаза у неё были на мокром месте… Да здесь бы кто угодно не выдержал.
Читать дальше