Наталья Галкина - Покровитель птиц

По обыкновению, тащившие кроватную раму с сеткою Толик с Мотылем уложили ношу свою на пустые ящики и уселись посередке, а Абгарка с карликом примостились по бокам. То были предполучечные дни маленьких кружек, на большие денег не хватало. Абгарка вместе с Толиком должен был смонтировать несомую сетку вместо забракованной заказчиком, карлик нес документацию в затертой картонной папке с одним оборванным шнурком-завязкою. А Мотыля взяли с собой в качестве носильщика (к тому же заказчик в соответствии с договоренностью с начальством кроватного цеха должен был бартерно выдать ему новый большой совок для стружки и мусора, а может, и метлу); к тому же, карлик обожал таскаться вместе с двухметровым (ну, разве что чуть больше) Мотылем, они хорошо оттеняли друг друга, карлик приходился мусорщику-разнорабочему в аккурат по колено, ну, разве что чуть выше; неординарность их пары способствовала успеху всякого щекотливого дела, вроде нынешнего, с заменою бракованной сетки.

— Что это у тебя, Абгарка, такой вид озабоченный? — спросил завсегдатай, смущавший впервые видящих его лысиной, бородкой клинышком и усами, придававшими ему сходство с вождем. — Не собираются ли вашу кроватно-металлическую богадельню закрыть?

— Ее, уважаемый, — сказал Толик, улыбаясь неподражаемой обаятельной улыбкою своею, — еще с довоенных времен закрыть собираются. Я думаю, ее еще лет сто будут закрывать. Ну, или около того. Абгарка просто привидение прабабушкиной кровати намедни опять лицезрел.

— Что же это за привидение? — спросил Бихтер. — И где же вам, Абгар, вашей прабабушки кровать является? Неужто в вашей коммуналке?

— Прабабушка не моя, — пояснил Абгарка, — а одного нашего сотрудника. Мы сначала не знали, чья это кровать. Теперь знаем. Является прямо посередине двора, в самой что ни на есть середке Никольского рынка.

— В центре. — подтвердил карлик.

— Ее только вы видите? — осведомился Бихтер.

— Нет, не только, — помотал головою Абгарка. — Все, кто в этот момент на фабрике в наличии, видят, как явление ее является.

— Часто является? — спросил завсегдатай-вождь.

— Как когда.

— И какая же она, эта кровать?

— Белая… — отвечал Абгарка упавшим голосом; слезы стояли в глазах его.

— Что же так из-за кровати переживать? — подозрительно спросил вождь, начисто лишенный страхов, комплексов и предрассудков и думавший, что обладатели оных его попросту разыгрывают.

— Страшно! — воскликнул Абгарка. — Всякий раз, как вижу, дрожмя дрожу, всё думаю — к чему она опять показалась? К несчастью какому? Не умрет ли кто? Не подорожание ли будет? Не метеорит ли упадет? Вдруг посадят кого? Да и трепет от нее по жилам у меня идет, так ни на что она не похожа, как корабль инопланетный!

Толик иногда давал ему почитать фантастические рассказы, производившие на Абгарку настолько сильное впечатление, что ни один из них дочитать до конца он не смел.

— Наш двор, — объяснил Бихтеру Толик, — не сказать чтобы образец порядка и чистоты. Где тара, где заготовки, где стружка невывезенная, где старые станки стоят крупповские, выбросить жалко, починить некому, а где просто мощение исчезло, осенью и весной грязища непролазная. И вот в самом эпицентре этого дела стала являться большущая, сияющая, никелированная, с шарами зеркальными по краям спинок, с шариками наподобие шарикоподшипников, трубки под шарами и шариками сверкают, на четырех ртутно-серебристых ножках четыре сдвоенных колесика, две огромадных подушки белее снега под еще более белой полупрозрачной накидкою с бахромкою, белое на белом, покрывало кроватное белоснежное, по периметру с вышивкой ришелье. И все, кто где стоит, отовсюду ее, кровать прабабушкину, видят, со двора ли, с антресолей ли, где цеха с мастерскими, кто крышу латает — тот с крыши, кто трубы в подвале варит — из подвала, кто на галерею вышел — с галереи, кто в ворота вошел — от ворот.

— Я ее как-то раз, — всхлипнул Абгарка, — затылком увидел. Ухожу, к воротам подошел — мурашки по затылку пошли, обмер, понял: она! — оглянулся, а она уж посреди двора стоит.