Наталья Галкина: Покровитель птиц

Последним приходящим котом был рыжий с повадками клоуна, любитель кататься по лужку одуванчиков, забираться на березу, ловить одуванчиковый пух; когда ему хотелось умыться, залезал он на пенек или на перевернутую кадку, точно на постамент. В день осеннего отъезда рыжий ходил провожать полухозяина на станцию, находившуюся кварталах в пяти, сидел на перроне, ждал, когда поезд тронется.

Неизвестно, этот ли рыжий или его двойник возник возле дома через год после смерти Клюзнера. Муж наследницы, Лены, Эдик приезжал топить времянку (в доме тогда не топили, система текла, было холодно), ночевал; кот стал ночевать с ним, потом уходил. Приезжала Лена с трехлетней Сашей в натопленную мужем времянку, где стояла старая — во всю сторожку — огромная кровать да обретенное на помойке большущее кресло, в сторожке сидели то на кровати, то на кресле, по полу старались не ходить и девчушку не пускать, пол был ледяной. Кот словно чуял приезд, сидел, ждал на перекрестке, бежал впереди всех в калитку, во времянку, лежал в кресле, считая его лучшей мебелью, выпихивал всех претендентов, шипел, дрых, наслаждаясь, все выходные. Услышав слова «мы уезжаем», шел к выходу, провожал, сидел на перекрестке, глядя вслед, пока не исчезнут за поворотом. Летом кот жил при доме постоянно. Однажды весной Эдик, проверявший дом, не заметил прошмыгнувшего с улицы рыжего, запер дверь, уехал в город. Приехав через неделю, открыл дом, нашатырная волна запаха кошачьего туалета чуть не снесла его с крыльца, из открытой двери, как бомба, вылетел тощий кот, рыжая шерсть дыбом, глаза светятся, усы торчком, — и умчался в лес. Он долгие годы встречал приезжавших на лето хозяев на перекрестке, они видели его издалека, но в одно лето перекресток был пуст, соседи рыжего не видели с первых морозов. Много лет спустя, когда любимая горожанами телепередача «Пятое колесо» снимала в Комарове сюжет о Клюзнере, в первых кадрах на крыльцо поднялся легкий длинноногий черно-белый кот-«арлекин», а в последних кадрах он спустился с крыльца и исчез в рыжих листьях, осенних охристых травах, полуоблетевших кустах, словно в осени растворился. А с телеэкрана потом, когда появились зрители, зазвучала клюзнеровская музыка, сопровождая движение ветвей, шорох листьев, осенний проход приходящего кота, которого ни до ни после нынешние обитатели дома на околице и соседних дач не видели и не встречали.

Ходил Клюзнер к Нине Ч. и капитану в гости в дом Державина на Фонтанке с превеликим удовольствием. Дом был теплый, ухоженный, любимый. Чаще дверь открывала Нина, но иногда и волшебная свекровь ее, в чьей подстриженной седой голове виделась ему чернокосая головка черноокой пери, вывезенной (по легендам — увозом женился, умыкнул) отцом капитана из Средней Азии. Смуглая кожа в мелких морщинках, сияющие в улыбке белые (свои…) зубы. Матушка капитана, намного младше отца, и состарившись старилась на особицу. У нее болели ноги, но она, оставаясь одна в квартире, мыла, мазала мастикой, натирала державинский паркет стоя на коленях, ей хотелось, чтобы ее красавец любимец сын жил, как во дворце; впрочем, и особняк поэта, и сама петербургская квартира с большой библиотекой, старинной мебелью, прекрасным роялем была отчасти дворцовой. Матушка капитана любила серебряные кольца, лалы, бирюзу, а по рассказам Нины Ч., стоило ей надеть умирающий жемчуг, тускнеющий, теряющий мерцание, как через три дня жемчуг оживал.

Дверь открывалась, все жители квартиры выходили в прихожую встречать (разве что мальчик Алёша, зачитавшись или замечтавшись, не всегда). Так и в этот раз, но в какое-то мгновение в глубине коридора возникло непривычное шевеление, выбежал незнакомый новый обитатель, большой черный пудель.

— Кто это у нас такой?

— Это Ромочка.

Пуделя, поскольку весь породистый помет следовало называть на одну букву, назвали Рома, Рим то есть, но звали его дома Ромочкой, не то чтобы Роман, но отчасти рюмочка рома. Пес вгляделся в пришедшего, и вдруг словно волна охватила его, подбежал, вилял не то что хвостом, всей спиною, всем собой, встал на задние лапы, передние на грудь, норовя лизнуть в лицо, умчался в коридорную даль, тотчас вернулся с мячом в зубах, прыгал, мотая башкою, вокруг гостя, наконец, положил мяч у ног гостя.

— Любимую игрушку принес вам поиграть, — сказал капитан.

— Рома, что с тобой? — спросила Нина. — Ты, Ромочка, часом не рехнулся?

Пес не отходил от Клюзнера, выказывая всю степень собачьей любви, на которую способно было существо его.