Наталья Галкина - Ошибки рыб

— Скульптура Мухиной?

— Нет, это работа ее любимого ученика, очень известного альпиниста. Там на обороте наклейка.

«Е. Абалаков. „Альпинист“» — прочла я.

— Фантастика!

— Ты о нем слышала?

— Я не знала, что он был любимый ученик Мухиной. Надо же. Художественный вуз. Почти родственник. Почти однокурсник.

— Подруге рассказывали о нем две приятельницы Мухиной, старушки, они его прекрасно помнили. Он ведь погиб молодым.

— Утонул в ванне…

— Почему именно утонул? Погиб в ванной комнате чужой коммуналки вместе с сослуживцем, тоже альпинистом. По легенде, отравились газом из-за неисправной колонки. Жильцы обнаружили утром два трупа.

— А жильцы почему тем же газом не отравились? Нешто у них ванная была загерметизирована?

— Странная история, согласна. Говорят, они были в подпитии.

— Двое погибших или вся коммуналка? Как ты себе все это представляешь? Пришли в чужую квартиру помыться, мылись до утра, пока не померли? Какой это был год? Где это было?

— 1948-й, Москва. Насчет того, чтобы у кого-то мыться, я не удивляюсь, я тебе только что рассказывала, как мы всем домом мылись в душевой у истопниц. Но вот вдвоем влезть в ванну… может, они были педики?

— Если вдвоем влезли в ванну, тут и газ не нужен. Нужно невзначай рюхнуть в воду включенный электроприбор, — например, рефлектор, настольную лампу, электробритву, фен, что угодно. И — привет, два хладных трупа. До утра вся квартира совещается, что делать, и ломает колонку.

— Кто-то подруге в Москве намекал, что их ядом отравили, а потом инсценировали отравление газом. Страшная история про происки НКВД. В частях которого, кстати, во время войны состояли на Кавказе оба погибших. А сам Абалаков обучил альпинизму все отряды особого назначения Кавказа.

— Нелепая инсценировка, правда?

— Думаю, на правдоподобие ее никто не проверял и не оценивал.

— Как в дурном сне, — сболтнула было я, осеклась, вспомнив свой сон про коммуналку, двух умирающих за стеной, шаги на лестнице.

В окно — мастерская находилась на первом этаже — со двора стучали.

— Открывайте, цыпочки, не то сам войду!

— Войдите, если не дьявол! — произнесла Ольга, сбрасывая дверную цепочку, откидывая крючок.

— Это она? — спросил вошедший, указуя на меня.

— Нет, это моя подружка, — отвечала Москвина, пояснив мне: — Я ждала натурщицу, но она не пришла.

— А чем эта наша кралечка не натурщица? — осведомился вошедший, разматывая шарф и нагло глядя на меня. — Хоть одетую, хоть обнаженную пиши, можно и лепить, можно художественное фото. Кудри рыжие, коленки круглые, мушка на плече.

У меня вправду была родинка на плече, под свитером и жилеткою, я залилась румянцем, схватила шубейку, которую, пользуясь моим замешательством, вошедший нахал у меня отобрал. Не знаю, почему я не могла отбрить, отшить его, как обычно легко отшивала не в меру дерзких, напористых ухажеров.

— Что пьете? — он потирал озябшие руки. — Нн-у-у, ликер, фу, леденцы на спирту. Переходим на коньяк, ставлю, достань еще рюмашку, полухозяюшка.

Я ненавидела его с первого взгляда, что мне совершенно было несвойственно и пугало меня.

— Коньяк не пью.

— Пьешь, пьешь, не ломайся.

— Ольга, скажи ему.

— Она коньяк не пьет. И вообще — что ты к ней пристал? И в частности — что это ты расселся? Натурщица обманула, мне надо реферат писать, хозяйка должна прийти с форматором, иди, куда шел.

— Ну, ладно, ладно, ухожу, дай хоть рюмку хлопнуть для сугреву.

Я почувствовала, что пьяна, голова пошла кругом, меня качнуло, Ольгин визитер подхватил меня под локоток. Я вырвалась, отстранилась.

— Ты не в настроении?

— Что ты ко мне привязался? Ты кто?

— Я торговец кошками, — отвечал он, дерзко, с ухмылкою глядя на меня, приблизив ко мне лицо свое.

— Какими кошками?

— Ты и вправду не знаешь? Не помнишь какими?

— Нет.

— Ну, ты и врунья.

К великому удивлению Ольги, я влепила ему пощечину.

Он расхохотался.

А я расплакалась и, шапку в охапку, руку в рукав, убежала в метель.

И в каждом дворе, через который я бежала, кошки перебегали мне дорогу.

На троллейбусной остановке стояла пожилая сестра художника, улыбнувшаяся мне.

— Гуляете?

— Нет, еду в Москву, — улыбка ее была радостной, она понизила голос, прошептав, хотя некому было слушать нас в метели: — За письмом брата…

Когда впервые зашла я в ее жилище, меня поразило количество книг в комнатушке и репродукций Шагала на стенах. Для пожилой дамы сей выбор был не характерен: они обычно предпочитали реалистов всех времен и народов.