В школе Паша Абрамичев был одним из лучших пловцов, и его отправили в Саратов на спартакиаду по плаванию.
Призового места он не занял, и, хотя поездка сама по себе была ему в радость, после заплыва он огорчился, отошел в сторонку и, пройдя по берегу, приметил остров на Волге, до которого решил доплыть, то ли желая что-то доказать (не спартакиаде, так себе), то ли просто от нерастраченного пыла пловца.
Расстояние для мальчика было немаленькое, больше, чем в самом широком месте Невы у Петропавловки, однако он доплыл, лег на песок, чтобы отдышаться, и тут увидел девицу, вышедшую из кустов, из высокой травы.
Она вступила в реку, заходила все дальше и вдруг ушла под воду с головой, исчезла. Мальчик понял, что девушка не умеет плавать, что попала она в донную ямину и тонет. На секунду она выскочила, как поплавок, но тут же снова канула в Волгу.
На несколько мгновений оторопев, вспомнил он мучительно длинную сцену из совсем раннего детства, как он сам чуть не утонул, молниеносно в памяти промелькнуло. То был затон канала или речки, один из желтоглинистых водоемов Армении, теплая вода, излучина возле железнодорожной насыпи, посередине глубокое место, мелкий «лягушатник» у берега. Он бултыхался с мелюзгой в «лягушатнике», большая девица сползла с высокого бережка, переместилась на глубину, он ладошкой брызнул ей в лицо водою, дети вокруг хохотали, тоже стали на нее брызгать, изловчившись, она ухватила его, ближайшего, за шкирку, окунула в воду с головой, да и стала под водой держать. Он ополоумел от страха, удушья, тоски, выпучил глаза, в глинистой, мутной, пронизанной солнечным светом воде увидел две прозрачные соленые струйки своих слез, сейчас вдохну, глотну, сдохну, умираю, всё, тут она отпустила его, мальчик отлетел в сторону, на глубокое место, пошел было ко дну, но забарахтался, забил руками и ногами — и поплыл по-собачьи: научился плавать!
Бросился он спасать утопающую, хоть и боялся, что она, такая большая и длинная, с перепугу может утащить на дно и его; нырнув, он подобрался к ней сзади, снизу, стал выталкивать ее на мелководье — и вытолкнул. Девица была без памяти, он вытащил ее на берег.
Она лежала, как огромная рыба, вздрогнула, изо рта вылилась вода, она открыла глаза, но не двигалась, глядела в небо, ни звука, ни слова, как мертвая, в мертвой тишине. Стало ему по-настоящему страшно, страх сковал его, безмолвие объяло. Из-за кустов вышли двое парней, увидели лежащую девушку, подбежали. Они махали руками, складывали пальцы, кивали, гримасничали, ни звука, и тут его осенило: глухонемые! Все трое были глухонемые, девушка, которую мальчик вытащил из воды, не смогла бы позвать на помощь, а спутники ее не смогли бы ее услышать; сущим чудом было то, что вовремя поплыл он на остров, почуяв беззвучный зов судьбы.
На обратном пути наш пловец слишком поздно заметил приближающийся пароход и не был уверен, что успеет проскочить перед ним, не хватало только самому здесь и сейчас пойти на дно, выбиваясь из сил, он побил все рекорды, успел, проскочил, выбрался на берег и с бешено колотящимся сердцем долго лежал у воды на мокром песке.
Ольга К. приехала из отпуска рано утром. В начале дня в квартиру позвонили. Она отворила. Стоящий на пороге мрачный человек в замасленной куртке хрипло спросил:
— Сантьяго-де-Куба, пятнадцать, двадцать пять?
— Что?..
С упорством шпиона, произносящего пароль, он повторил:
— Сантьяго-де-Куба, пятнадцать, двадцать пять?
На сей раз цифры показались ей знакомыми, поскольку жила она в двадцать пятой квартире дома номер пятнадцать. Оказалось, что за время ее отпуска ленинградскую улицу на окраине Выборгской стороны переименовали, о чем она не знала, а только что нанявшийся на работу водопроводчик понятия не имел, что прежде у улицы было другое наименование.
Тема водопроводчика для советского и постсоветского (все того же) обывателя в принципе неисчерпаема, извините за глупый каламбур.
Ирина Ч.-Д., прождав с неделю жэковского человека, собиравшегося починить ей кран, предположила, что в Санкт-Петербурге в 2000 году началась эра Сан-Техника.
А вот к Галине Желубовской водопроводчики пришли чуть свет, как обещали, в ванной воцарились мат, запах перегара, грязища и звон. Тут открылась дверь в соседнюю комнату, на пороге показался трехлетний Артемка, босой, в пижаме, вьющиеся волосенки венчиком, и произнес:
— Мама, мы еще не пили святую воду и не молились.
Читать дальше