Наталья Галкина - Корабль и другие истории

Я не князь из Удельной,
я человек дельный!
Я продал стол и кровать,
чтобы не есть и не спать,
а только дело вести
с пяти утра до пяти.

Перестройка, перекличка,
переменка, перемычка,
переправа, переплата,
«пере» и не перечесть.
У тебя ума палата,
но палата номер шесть.

Какой бизнес пропал!
Я на койку попал!
Мечта болезная,
койка железная,
мечта расейская,
жизнь фарисейская!

Поезд дальше не пойдет.
Поезд дальше не пойдет.
Поезд (шум) дальше (шум)
Следующая (шум) Финляндский (шум).

Ты не празднуй, тля, победу,
ревизор, и не греши!
Куда надо, я поеду
на последние гроши.
Когда надо, я и сяду
в мой возлюбленный вагон,
и не пой ты мне балладу:
выйди вон, да выйди вон!

Я поеду в Левашово,
где мой голос задрожит,
я подамся в Комарово,
к нему душенька лежит,
во Любань ли, в Бологое,
контролеру, знать, назло,
и в любое дорогое
запрещенное село.

Ваш закон об автостопе
мы ужо дотрем до дыр:
гражданин живет в Европе,
а в России — пассажир!
Пусть в бутылке и немного
килобульков-киловатт,
за железную дорогу!
Небесплатное «виват»!

Милый ангел закаленный,
от асфальта подустав,
посади меня в зеленый
обаятельный состав.
И отъехавши немножко
от сомнений и от чувств,
из вагонного окошка
я увижу райский куст!

Серебряные паруса
Дней юности, где, с жару, с пылу,
Сияла эта Альфа Пса, —
Каникулярное светило,
В чей легендарный синий блик
И календарный блеск холодный
Заглядывался сфинкса лик
И Нил влюблялся многоводный.
Гори, мой Сириус, сияй,
Ночное солнце черной бездны,
И на Бермуды намекай
Нам треугольником небесным,
На тайны знаний и наук,
Статей журналов популярных,
На остров Оук — или круг
Двойной систем бинокулярных…
Гори, мой Сириус, гори,
Бенгальский огонек факира,
Нас отпуская в январи
Из декабрей, как в мир из мира.

Как всякий истинный студент,
Наш Комаров любил перроны,
Серебряных сплетенья лент
И общего вагона лоно;
Свидетельством солидных лет
Ему казался сам билет,
Предъявленный им проводнице,
Дозволившей в вагон втесниться.
Итак, он ехал в Ленинград
Каникулярной ночью зимней.
В окне светился звездный клад,
Качался станций образ дымный,
Тянуло холодом от рам,
Как по волнам, влекло по шпалам,
Почти до самого утра
То бодрствовал, то засыпал он.
Озноб встряхнул его сначала
В фойе Московского вокзала.
Свобода, кофе с молоком,
Сиротский бутерброд буфетный
По жилам грянули хмельком,
Походным маршем и победным.
Хлебнув с вокзального крылечка
Сырого воздуха настой,
Он дозвонился без осечки
И прибыл к другу на постой.
Макаров, комаровский друг,
Жил в самом центре Ленинграда.
Перекрывала полукруг
Двора с фонтаном колоннада;
Парадная спала в углу,
Лифт ехал в час по чайной ложке…
Узлы в прихожей на полу
Служили горкою для кошки.
— Привет, Володька! — Здравствуй, Лёнь.
— Пошли на кухню, выпьем чаю.
Приехал, милый ты мой друг!
А я тут истинно дичаю:
Мои-то убыли на юг…
А в комнате той угловой
Сейчас живет приятель мой…
— Он тоже медик? — Кто, Егор-то?
Нет, инженер. У них ремонт,
И дома некогда чертить;
Пришлось, как видишь, приютить.
Что мне здесь делать одному
С жилплощадью и кубатурой?
Так цирк сегодня на дому
Со всей своей аппаратурой.
— С какой?.. — Да, Львович, с цирковой!
Георгий — парень мировой;
Но сам он, видишь ли, таков —
Ему везет на чудаков!
Представь себе, его знакомый —
Известный иллюзионист —
К нам перевез… ну, в общем, та,
Напротив, дверь незаперта,
Но он просил не заходить,
Чтобы чудес не повредить.
— Что ж там? — Не знаю, хоть убей!
Ну, шкаф, цилиндр для голубей,
Платки, бумажные цветы,
Узлы, коробки… Лучше ты
Мне расскажи, как ты живешь?
Что за проекты выдаешь?
Не перестал писать портреты?
Куда ты ездил этим летом? —
Беседа к полдню подошла,
Макаров встал из-за стола:
— Ты отдыхай, я ненадолго.
Вон твой диван у книжной полки. —
Схватив портфель, он был таков.
Оставшись в незнакомом мире,
Пошел неспешно по квартире
Владимир Львович Комаров.