Мюриель Барбери - Элегантность ёжика [litres]

– И я могу быть вам полезной?

– Можете. Потому что как раз вы и сказали мне, как называются эти цветы. Знаете, те, что растут вон там, на клумбе. – Он ткнул пальцем в глубину двора. – Такие небольшие красивые цветы, белые и красные. Мне кажется, вы их и посадили? Помните, однажды я спросил вас, как они называются, вы ответили, но у меня тогда ничего в голове не держалось. А думать про эти цветы я думал, сам не знаю почему. Они очень красивые, и вот, когда мне было плохо, я вспоминал про них, и мне становилось лучше. А тут я как раз проходил неподалеку и подумал: зайду-ка и спрошу мадам Мишель, что же это за цветы.

Ему вдруг стало неловко, и он искоса взглянул на меня.

– Вам, наверное, странно такое слышать. Надеюсь, я не напугал вас этим цветочным бзиком?

– Нисколько, – отвечала я. – Да если бы я знала, что они вам так помогают, я бы насадила их всюду, всюду!

Жан рассмеялся счастливым мальчишеским смехом.

– Ах, мадам Мишель, да ваши цветы просто спасли мне жизнь. Разве не чудо? Так вы можете сказать, как они называются?

Да, милый ты мой, могу, конечно. Когда скитаешься по кругам ада, захлебываешься в водах потопа, чувствуешь, что прерывается дыхание и сердце готово выскочить из груди, и вдруг видишь тоненький лучик света – это камелии.

– Да, – сказала я, – это камелии.

Жан пристально посмотрел на меня широко открытыми, изумленными глазами. Крошечная слезинка сползла по щеке этого спасенного мальчика.

– Камелии, – повторил он, перебирая в памяти что-то, ведомое ему одному. – Камелии, вот оно что. – И снова посмотрел на меня. – Камелии. Ну да, камелии.

Я почувствовала, что и моя щека увлажнилась, и взяла его за руку:

– Жан, вы представить себе не можете, до чего я счастлива, что вы сегодня пришли.

– Да? – сказал он удивленно. – Почему же?

Почему?

Потому что камелия способна переломить злую судьбу.

Что же это за борьба, которую мы ведем непрестанно, хотя заведомо обречены на поражение? Что ни утро, изнуренные бесконечной битвой, мы опять и опять, преодолевая отвращение перед повседневностью, шагаем по бесконечному коридору, по которому уже столько отшагали, повинуясь судьбе… Да, милый ты мой, вот она повседневность: унылая, пустопорожняя, изобилующая горем. Круги ада не так уж далеки от нее; стоит побыть в ней подольше, и до них уж рукой подать. Из коридора прямо в какой-нибудь круг, попадешь и не заметишь. Каждый день мы с тоской возвращаемся к своему коридору и шаг за шагом одолеваем невеселый путь, к которому приговорены.

Увидел ли он адские круги? Каково это: родиться после того, как побывал в преисподней? Как оживают зрачки на остекленевших глазах? Где начинается борьба и где она иссякает?

Так, значит, камелия…

В восемь часов вечера Поль Н’Гиен появился на пороге привратницкой, едва удерживая в руках свертки, и с улыбкой сказал мне:

– Месье Одзу все еще не вернулся, его задержали в посольстве. Там какие-то сложности с визой, поэтому он попросил меня передать вам вот это.

Он положил свертки на стол и протянул мне письмо в конверте.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Может быть, чайку или еще чего-нибудь?

– Спасибо, – поблагодарил и он. – Но у меня еще столько дел… А ваше приглашение, если позволите, я приберегу на будущее.

И снова улыбнулся так тепло и радостно, что и у меня на сердце потеплело.

Оставшись в кухне одна, я села, положила свертки на стол и открыла конверт:

«Он вдруг испытал приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо во время натачивания косы. Набежала низкая тяжелая туча, и шел крупный дождь».

Пожалуйста, примите мои подарки попросту.

Какуро

Летний дождь, упавший на плечи Левина во время косьбы… Какуро так растрогал меня, что несколько минут я сидела неподвижно, прижав руки к груди. Потом один за другим развернула пакеты.

Шелковое жемчужно-серебристое платье с небольшим стоячим воротником, перехваченное черным атласным пояском.

Шелковая пурпурная накидка. Легкая и плотная, словно порыв ветра.

Лодочки на невысоком каблуке из зернистой черной кожи, такой мягкой и такой тонкой, что я прижалась к ним щекой.

Я любовалась платьем, накидкой, туфлями.

За дверью мяукал и царапался Лев – просился домой.

У меня по лицу текли сладкие слезы, в груди разворачивала лепестки нежная камелия.