Ян Ленчо - Соло для оркестра

То ли руки у меня от молота ослабли и одеревенели, либо я и вправду что забыл вложить, порох ли из конца шнура высыпался… Не знаю.

Но, как говорится, не мытьем, так катаньем!

Когда товарищи наверху увидали, чем дело кончилось, что ничего, слава тебе господи, не случилось, запрыгали, ровно молодые бычки. Один вниз побег, чтоб вытащить заклиненный канат, и, как спускался вприпрыжку по угору, отвалил ногой добрых полкубика — и прямо на меня! Я и сомлел. Это чтоб я без прибытка не остался!

Но живой!

В жизни так и идет. Как тебя ни мотало, ни трепало, а ты все тут! Жизнь дале бежит, искрой по шнуру, играючи да приплясывая. Только умей увернуться, если ошибешься!

А почем знать, в чем ты больше всего ошибся? И ежели не ты, а свет к тебе не тем боком повернулся, ошибся?

Жена меня попрекает: мол, привязал я себе камень на шею. И правда. Знает, что камень мне ближе всего на свете и легко я с ним не расстанусь. И то правда, что еще крепче я ее, жену свою, на шею себе привязал. Пускай и об том умом пораскинет.

На вот тебе кусок запального шнура! Но остерегайся, встречному-поперечному не хвались, не показывай!

Пора уж кончать работать. Что верно, то верно. Руки не те стали. Может, и перестану работать. Еще вот ограду над карьером поставлю — и ладно. Непременно поставлю. Олененок две недели назад опрокинулся туда: под ногами у него дерн осыпался. Как же я казнил себя, что огорожу не сделал, да ведь на все не хватает тебя. Как же мне того олешка жалко было, сказать не могу, вроде дитя родное в камнеломню свалилось.

Вот… потихоньку вынимай, не то рассыплется, у меня тут бумажка есть, какую на столбах… надо же, и песок попал, а я ведь бумажку эту завсегда в конверте держу, сам не пойму, как песка натрусил… Вот. На столбах вешали такие! Сам читай…

«Приписанный к Митицам, проживающий в Митице, дом номер 174», район еще по-старому… «холостой, ученик каменотеса», я хотел, как видишь, чтоб он моим же делом занимался, «читать и писать умеет, в армии не служил, римско-католического вероисповедания, словак по национальности, иждивенцев не имеет, неимущий, безупречного поведения…» — как будто он украл что либо жизни кого порешил! Читай дальше…

«Лихнер, закоренелый коммунист, давал именуемому», это моему Янко, «всякие поручения коммунистического характера и побуждал размножать в саду своего отца в штабеле кирпичей листовки, которые отдавал Лихнеру, а тот уже распоряжался, сколько листовок и где тот должен наклеить или разбросать… По наущению того же Лихнера ночью после дожинок расклеил на телефонных столбах у шоссе, ведущего из Митиц в деревню Дулице, на территории общины Дулице…» Дальше не хватает, оборвалось.

Это был мой Янко. Я и знать ничего не знал, да еще — что в моем же саду! А кирпичи у меня наготовлены были для припечка. Янко аккурат в армию пора было идти, это и спасло его от суда. Спасло! Какое там! Не тут, так там… остался под Врутками [1] Имеются в виду бои с гитлеровцами словацких армейских частей, выступавших на стороне антифашистского Словацкого национального восстания 1944 года. — Здесь и далее прим. переводчиков. ! Не знаю, где и лежит. У всех таблички, надписи на плитах из обожженного камня, а у него нету… Ездили мы туда, свечки ставили, да только к главному камню.

А нас отправили в Эйзенэрц.

Сперва говорили, что мы там заработаем прилично. Коли заработаем, то и слава богу, говорю, ладно! Поехали. Словаков повезли больше тысячи. И югославов не меньше. И из разных других стран. Селили нас в бараки по десять — четырнадцать человек. Поначалу у каждого была своя постель и тумбочка. Топили мы сколько влезло, да еще выдали нам по три одеяла на брата.

Сколько же я там перевидал незнакомых мне камней! А в одной горе была чистая руда — и вся наверху. Оголили ее, будто покойника, жалко копать было.

Первым делом мы снимали грунт, грузили на платформы, самая скучная работа! После стали нас проверять, кто что умеет делать, лейтер [2] Руководитель, старший (нем.) . проверял.

Я попал помощником на машину, о какой прежде и не слыхал. Спереду у ней была мостовая шина, на ней трос от лебедки, что вертелась меж колесами локомобиля то взад, то вперед, куда тебе надо, чтоб трос шел — вверх ли, вниз ли. На тросе висела стальная груша, нацеленная аккурат на тот камень, что разбить надо. Когда такая груша тонн в пять с семи метров высоты падала на валун, не надо было и проверять, что она раздолбала. По правде говоря, я обрадовался, когда меня перевели оттудова. Прыскало там во все стороны жутко, словно гранаты рвались, а ноги у меня за три дня все были иссечены, будто решето.