Вадим Филатов - Этика небытия. Жизнь без смысла - самая печальная философия

Обратите внимание, что аскезу Шопенгауэр понимает отнюдь не только как отказ от деторождения, а как серьезное подвижническое делание: тут и добровольная нищета, и всевозможные ограничения, и готовность переносить скорби и унижения и т. д. Зачем? Поэтому, как итог: небытие нужно заслужить. Так выходит по Шопенгауэру.

В предыдущем разделе был затронут вопрос о двояком отношении Шопенгауэра к суициду. С одной стороны, апология самоубийства, казалось бы, прямо следует из принципиальных положений его пессимистической философии. С другой, дойдя до незримой черты, философ явно утратил интеллектуальную честность, стремясь всеми правдами и неправдами доказать необходимость всячески оттягивать свой конец и длить до последнего страдания бытия. Однако в истории мысли есть пример философствующего пессимиста, который смог не только заглянуть, но и бросится в бездну.

31 марта 1876 немецкий философ Филипп Майндендер впервые взял в руки свежие печатные экземпляры своей обширной «Философии освобождения», над которой он работал с лихорадочной преданностью все последние годы. Философ представил миру сумму собственного пессимизма и указал единственное решение всех проблем человечества и вселенной – самоубийство. Публикация произведения стала последним актом, завершения которого молодой философ ждал, чтобы соединить окончательным способом свою жизнь и свою мысль, показывая личным примером, что вещи действительно важные – такова была для него доктрина пессимизма – нуждаются не только в доказательствах, но также и в демонстрации. С немецкой последовательностью, в ночь с 31 марта на 1 апреля, он сжал петлей свою шею и навсегда ушел в небытие.

Филипп Майнлендер был сыном предпринимателя, посещал коммерческие курсы и был послан в Неаполь для стажировки. Там он оставался почти шесть лет, с 1858 до 1863 года, занимаясь философией и поэзией. В 1860 году он приобрел в книжном магазине книгу Шопенгауэра «Мир как воля и представление», прочитал ее и стал убежденным шопенгауэрианцем. К тому времени он в совершенстве выучил итальянский язык, на котором стал сочинять стихи, подражая творчеству мрачноватого романтического поэта Леопарди.

Майнлендер построил философскую систему, в которой сконцентрирован пессимизм обоих его учителей: отрицательная онтология и и предельно мрачная метафизика, основанная на принципе, согласно которому «не быть предпочтительнее, чем существовать». Как и Шопенгауэр, Майнлендер убеждён, что мир – это вещь в себе, а воспринимаемое нами – всего лишь видимость, наше представление о нем. Однако, если для Шопенгауэра вещь в себе – это воля к жизни, которая мыслится как слепая, универсальная, супериндивидуальная сила, то, с точки зрения Майнлендера, – это воля к смерти. В определенном смысле Майнлендер предвосхитил фрейдовский «импульс смерти», равно как и идею Ницше о том, что Бог умер.

Откуда возникает воля к смерти? Майнлендер выдвигает смелое теологическое – метафизическое предположение: она рождается из процесса, посредством которого божественное исходное вещество – (условие, которое он берет у Спинозы), переходит от своего единства в свойственную миру множественность. Он утверждает: «Бог умер и его смерть является жизнью мира». Чтобы убить себя, Бог преобразился в мир, в человечество, которые тоже умирают, чтобы окончательно перейти от существования в ничего.

Филипп Майнлендер убежден, что мир – это обоснованный результат божественного акта, служащего проявлением воли к смерти как стремления неопределенного трансцендентного божества к тому, чтобы не быть. Переход осуществляется от сверхбытия, через бытие мира – в небытие. И всё это есть самоубийство Бога.

Таким образом, всё, что мы наблюдаем в мире – представляет собой различные проявления растянувшегося в пространстве и во времени процесса самоуничтожения Бога. Майнлендер преобразовывает и радикализирует пессимизм Шопенгауэра в недрах собственной «метафизики энтропии», из которой последовательно извлекает все свои концепции: физику, философию истории, подчиняющуюся универсальному закону боли, политику, этику и, безусловно, в первую очередь, апологию самоубийства. В данном радикальном выборе он видит, прежде всего, возможность «освобождения от существования», идею абсолютного соответствия божественному замыслу, способность собственноручно удовлетворить свою и всеобщую волю к смерти, не ожидая капризов или милостей от природы.