Дом выглядел жилым. На самом верху, в башне, горели окна. Но свет был не электрически ровный, бездушный, а прерывистый, живой – свет свечей. Значит, в доме даже в поздний час кого-то ждали. «Надеюсь, ждут не меня», – подумал Ян. Но он ошибался. Служитель открыл входную дверь еще прежде, чем Ян взялся за кольцо под железной курчавой головой льва. Быть может, его не допустят к дону Гильяно? Но нет, его провели в кабинет, обшитый дубовыми панелями.
Кабинет дона Гильяно походил на каюту капитана корабля. Большие иллюминаторы вместо окон, окованные медью дверь и высокий порог, о который с непривычки спотыкались все приглашенные. Такая отделка была памятью о предках, приплывших с далекого Зеленого острова и обосновавшихся на берегах Неаполитанского залива. Дом – корабль с людьми на борту плыл под началом дона через время, а иногда, когда семье приходилось переезжать, – и через пространство. И здесь, в кабинете, Ян Каминский – никто в этом мире – впервые встретился с одним из самых могущественных людей на свете, доном Марко Гильяно.
Дон Гильяно долго смотрел на него, будто ожидая, что виновный падет на колени, изойдет собственной слюной, умрет от разрыва сердца. Но Ян мало времени прожил среди обычных людей, на него не действовала сила угрозы. Он оглянулся, осматривая кабинет, и сразу заметил на стене у двери картину – мальчик с трубкой в венке из роз. Ян почти ничего не мог сказать о живописи, но картина заинтересовала его. И он подошел ближе, чтобы ее рассмотреть.
Дон Гильяно не огорчился, что его устрашающий взгляд не подействовал на мальчишку, скорее, был даже рад.
– Нравится? – спросил он про картину.
– Не знаю. В ней нет ничего сложного.
– Правда? – искренне удивился дон Гильяно. – Это Пабло Пикассо. «Мальчик с трубкой, в короне из роз». Знаешь ли ты, что некоторые искушенные в искусстве люди утверждают, что для своего времени этот художник сделал столько же, сколько Микеланджело для своего. Как тебе кажется, что ты видишь на ней?
– Я совсем не разбираюсь в искусстве… – осторожно начал Ян. Но картина не отпускала его. И это странным образом волновало его, ведь раньше он был абсолютно равнодушен к искусству. – Но… но… почему-то в этой картине я вижу… – Ян замялся, – только не смейтесь, я вижу себя. Я не могу объяснить логически…
– Логика здесь не поможет, – махнул рукой дон Гильяно. Казалось, он был удовлетворен ответом. – Тебе может показаться, что миром правят политики или экономисты, военная мощь державы или ее золотой запас, но на самом деле миром правит искусство. А все потому, что человеческим мозгом управляет искусство образов. Но еще сильнее искусство действует на душу человека. Ведь сама душа и есть образ, отпечаток. Знаешь, это как линии судьбы у нас на ладонях – в них зашифрована вся человеческая жизнь. Удачи, поражения, обходные пути, кружные маневры… Это карта наших поступков. Душа – карта нашего сознания и чувств. Она слепок с нашего прошлого и одновременно проекция будущего. Все, что мы ощущаем, все, что видим, с чем соприкасаемся, оставляет след в нашей душе, углубляет предначертанное или прокладывает новые связи.
– А вы уверены, что у человека есть душа?
– Уверен. Но у каждого она – на особой стадии развития, у каждого она разной степени прочности. А по восприятию человеком художественных образов мы, Гильяно, отличаем своих от чужих. Те, кто чувствует свою душу, налаживает с ней связь, поступает не так, как велит общество, а так, как требует его душа, ищут к нам дорогу, иногда находят. Но очень немногие удостаиваются приглашения в Дом, и уже совсем единицы могут надеяться, что их пригласят присоединиться к Дому Гильяно. Дом для них тот самый рай, который они потеряли по собственной слабости и неверию. Всю жизнь они мечтают вернуться, но не многие могут заслужить возвращение. Но ведь ты пришел сюда не только чтобы слушать, но и чтобы кое-что мне рассказать.
– Я не помню… – волнуясь, начал было Ян.
– А ты начни с того, что помнишь. Дом пробуждает воспоминания, – успокоил его дон Гильяно.
И постепенно, слово за словом, шаг за шагом восстанавливая события той ночи, когда погиб Ашер Гильяно, Ян Каминский вспомнил. Он не хотел убивать Ашера. Ян сопротивлялся. Он пытался бежать. Но разве можно убежать от своего предназначения? «Я зло во плоти», – ужаснулся Ян сам себе.
Он смотрел на нож в руках и не верил воспоминаниям. Протянул нож дону Гильяно.
– Оставь себе нож, который ты принес мне, – сказал дон Марко. – Гильяно получает нож, когда впервые убивает человека и становится полноправным членом семьи.
Читать дальше