Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

«Спасибо тебе, бабушка, на добром слове», – не без сарказма подумала Ада. Но вот идти к следователю совершенно не улыбалось. Но пришлось.

Настольная лампа светила прямо в лицо. Ада зажмурилась:

– Можно убрать свет?

– Да, конечно. Простите. Оборудование для пыток с прошлого допроса, – пошутил следователь. Андрей Петрович Гатчинский был настроен благодушно. – Трубку надо в лампе на потолке менять. Перегорела. Если не возражаете, посидим, поинтимничаем. – Он отвернул настольную лампу так, чтобы свет ее не был таким резким.

– Вы меня вызывали. Повесткой, – подчеркнула она.

– Да, и не одной.

– Меня не было в городе.

– Путешествовали?

– Да.

– Где же?

– Так, – пожала она плечами.

– За границей?

Ада вспомнила, что в ее заграничном паспорте не стоит ни одного штампа о пересечении границы. Даже обратно Ашер отправил ее на частном самолете, и каким-то чудом снова не пришлось проходить паспортный контроль. «Жалко денег на билет?» – съехидничала она тогда. А потом ругала себя за то, что последними ее словами ему была ехидная подколка, а не человеческое прощание.

Как-то она задала ему вопрос: «Зачем тебе был нужен мой паспорт, если и без него меня пустили бы через границу?» А он ответил: «Хотел убедиться, что ты совершеннолетняя».

Лицо Гатчинского качалось в полукруге светотени, казалось, что из темноты то выныривает, то прячется клоун с издевательской, белилами обрисованной улыбкой.

– Нет. Золотое кольцо. Монастыри. Памятники зодчества.

– Больше полугода?

– Это было пешее паломничество.

– Паломничество? – переспросил он, уставившись на ее светлые волосы. Перед ним сидела обласканная судьбой девушка, не бедно одетая, не изможденная голодом, с гладкой кожей, без единого следа подвижнической муки на лице. В общем, ничто в ней не напоминало монашку или сумасшедшую, заходящуюся от религиозного пыла и способную отправиться в паломничество по святым местам. – И с вами не было никакого мужчины, предположительно иностранца, в тот день, когда вы отправились… ммм… в паломничество?

– Нет.

– А вы все-таки посмотрите вот сюда. Может, узнаете? Видели его или были знакомы?

Гатчинский нарочно медлил доставать листок с фотороботом, следил за реакцией Ады: вытянет шею от нетерпения, заерзает, испугается? Но Ада со скучным лицом ждала, что будет дальше.

Фоторобот не походил на Ашера. Скорее, по нему можно было опознать любого мужчину восточной национальности с атлетическим телосложением.

– Нет, не видела. Не знаю такого.

– А знакомы ли вам следующие имена: Дмитрий Величко, Данила Варенич, Виталий Сушков, Борис Рябов? – спросил Гатчинский безразлично, вроде бы между прочим, а сам, как кошка, наблюдал за реакцией Ады. У нее даже не дрогнули ресницы в знак узнавания.

Она знала эти имена. Сначала не знала фамилий. «А чего ты? Это ведь мои друзья: Виталик, Данила и Борька», – сказал ей Димка много лет назад. Потом узнала… И следователь тогда тоже называл ей эти имена, правда в другом порядке. Город ведь маленький, кто-то видел, как они спускались в подвал. Но она твердила одно: «Не помню. Не помню». И ей поверили, может, потому, что трудно не поверить человеку в бинтах. А эти четверо все отрицали. И родители их стояли насмерть: «Ребята наши хорошие, золотые, не могли они учинить зверства».

– Не помню, – снова ответила Ада по уже знакомой схеме.

Казалось, Гатчинский и не ждал от нее другого ответа:

– Может, эти фотографии освежат вашу память?

И, как фокусник, широким, чуть замедленным эффектным жестом выложил перед ней четыре большие черно-белые фотографии. Распростертые, как звезды, тела. Скрученные в кольца, в спирали. Жуткая тайнопись… В стеклянных глазах первого покойника застыл ужас. Глаза других были закрыты. «Они жмурились от страха. А смерть расправила морщины», – почему-то подумала Ада. У каждого было перерезано горло. У каждого в грудине чернел провал – было вырвано сердце. У каждого, кроме Дмитрия Величко, – тот на фотографии до подбородка был накрыт серой простыней. Перед внутренним взором Ады мелькнул нож, кривое, как соколиное крыло, лезвие, тогда, когда Ашер срезал у нее прядь волос. «Нет, – подумала она. – Нет».

– Вы узнаете этих людей? – настойчиво повторил Гатчинский.

Не можешь сказать правду, держись где-то рядом – таков девиз всех врунов на свете.

– Я знаю, кто они.

– Ну-ну… – Гатчинский откинулся на стуле, тень скрыла его лицо. – Интересно послушать.