Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

Над кроватью же висел один из вариантов «Острова мертвых» Бёклина. Ашер подолгу смотрел на эту картину. Когда он приехал в Выборг, чтобы наказать директора интерната за то, что тот покрывал насильников, случайно узнал о настоящем острове мертвых, об острове-некрополе Людвигштайн. Ашер, стоя на берегу, глядя на скалу, последнее прибежище мертвецов, окончательно убедился в том, что не ошибся, он нашел ту, которую искал, свою жену, бессмертную Амриту.

Все-таки в Доме с ним считались. Его комнату воссоздали в прежнем виде. Картины оставили, хотя могли бы снести в галерею или дон Гильяно забрал бы их в свою коллекцию. Бёклина, в принципе, могли повесить где-нибудь в Доме, а портрет Амриты – и вовсе сжечь. Она была для них чужой – зачем хранить о ней воспоминания? Ящики его стола набиты записными книжками. И на каждой странице тоже она, Амрита.

Он выдвинул верхний ящик. Чтобы дотянуться до нижнего, нужно было скрючиться, испытав приступ боли. Негнущимися пальцами вытащил первую попавшуюся книжку. Раскрыл там, где она сама раскрылась, и попробовал читать вслух, нараспев, чтобы восстановить голос и оживить память.

Марк Вайнер не стал дожидаться конца праздника. Когда взметнулся столб огня, поглощая Лестницу Иакова, он пробрался на галерею второго этажа. Гости стояли, распахнув глаза и рты, и ему удалось ускользнуть незамеченным. Марку нужно было попасть в спальни раньше всех. Он прокрался мимо двери своей спальни и двинулся дальше по галерее, в крыло второго этажа. Там, почти в самом конце, притаилась комната Яна. Марк заранее выяснил ее расположение. Он торопился устроить засаду.

Весь праздничный день Марк Вайнер потратил на поиски подходящего оружия. В голове стучала одна мысль: «Нож. Ты должен добыть нож». Но ничего похожего на нож не попадалось ему на глаза в Доме Гильяно: тяжелый четырехгранный графин с виски, резная хрустальная пепельница – при хорошем замахе проломит череп. На ужине он с сожалением вертел в руке серебряный нож, ловя отсветы ламп в его полированной поверхности. Этой игрушкой даже не ткнешь под ребро.

Но в Белой Зале Марк наблюдал за Яном, и с приливом крови к вискам к нему пришла неожиданная, но простая мысль: «У Яна есть нож». И возможно, нож спрятан в его спальне.

Найти нож, дождаться Яна, а там полностью положиться на Фортуну, призыв к которой все еще звучал у Марка в голове. Он тихонько напевал мотив одного из Гимнов, когда приоткрыл дверь в комнату Яна. Спальни не запирались, но никто посторонний, кроме Служителей, не имел права входить внутрь. В мужских спальнях разрешалось присутствие «гостий», женщин, которых мужчины выбирали на Церемонии приглашения, в женские спальни, кроме хозяек, мог входить лишь дон Гильяно.

Спальня Яна – крохотная, тесная каморка. Марк не поверил своим глазам, что в Доме Гильяно гостей могли селить в углы, поросшие плесенью. Ремонта стены не видели лет двести. Выщербленные половицы, лишаи облупившейся краски на стенах, старый скрипучий шкаф, узкая железная кровать. Марк обыскал комнату, перетряхнул вещи, но ножа так и не нашел. Значит, Ян носит его с собой. Оставалось одно – напасть на брата неожиданно, отобрать оружие, действовать быстро, не задумываясь. Марк оглядел комнату: ни стола, ни стула – здесь даже спрятаться негде. За неимением лучшего укрытия он встал за дверцу шкафа. Мучился и переживал, что в просвете видны ботинки. Успокаивал себя тем, что, возможно, Ян примет их за свои.

Шли минуты, Ян не появлялся. Марк переминался с ноги на ногу. Рискнул выйти из засады, присел на кровать. При малейшем шорохе готов был сорваться с места, чтобы вновь спрятаться. Где-то вдалеке хлопали двери, домочадцы Гильяно расходились по спальням. Марк устал напряженно прислушиваться, расслабился, даже прилег на подушку. И только сейчас почувствовал, как сжатое в пружину тело медленно распрямляется. Болела каждая мышца, каждая косточка, как будто у тебя грипп в начальной стадии, и вирус безжалостно «крутит» суставы. «Перенервничал», – решил Марк.

– Немудрено – покушаться на брата… – отчетливо произнес чей-то холодный безжалостный голос.

Марк с трудом разлепил склеенные дремой веки, но не смог повернуть голову, чтобы выяснить, кто с ним говорит. Голова – свинцовая болванка – продавила жесткую подушку, уютно устроилась во вмятине, ее было не приподнять ни на миллиметр.

– А он сам? Он сам? – возражал кому-то невидимому Марк. – Ян все это начал.