Ян раскрыл ей объятия, будто на прощание. И Юлия шагнула в кольцо его рук – без страха, с чувством огромной благодарности. Она почувствовала жар его тела, нестерпимый, запредельный. А потом вообще перестала что-либо чувствовать. Юлии казалось, что она распадается на миллионы крошечных фрагментов, которые шаловливая рука смешает – и никто их не соберет. Она осыпалась пеплом в объятиях Яна. Уходила в землю.
На следующий год в этом месте проклюнулся розовый куст. Прошли дожди, весны и зимы, по очередному кругу отшумели летние месяцы, и на кусте распустилась роза. Пунцовая, как краска стыда на щеках. Роза пила росу и тянулась к солнцу. А еще она видела сны. Смутные обрывки, летучие видения: расстегнутые манжеты (чьи?), массивную руку с бокалом коньяка (чью?), ослепительный свет… Все утопало в роскошном сапфировом свете. И надо всем этим несся голос, глубокий и несчастный, он пел свою последнюю песню. А однажды, на закате, ей вдруг показалось, будто у нее была другая жизнь и состояла она сплошь из чернильных штрихов, которые, как сеть, пытались уловить ее душу, но она вывернулась, сбежала и оказалась в Саду, где всегда тепло, где всегда радостно. Здесь нет нужды лгать, здесь ты делаешь то, что должна, – цветешь.
Без стен Дома Гильяно мир для Ашера был как бумажка со смытыми разводами чернил: то, что раньше казалось ясным, теперь стало смутным. Отныне он не был уверен ни в себе, ни в людях. Ашеру Гильяно суждено было жить как богу, изгнанному с Олимпа и лишенному своей силы. У него отняли Вечность, когда он уходил из Дома, проклятие дона Гильяно неслось ему вслед. Проклятие такой силы, что, где бы ты ни был, на том или на этом свете, оно рано или поздно настигнет тебя.
А ведь Ашер не сделал ничего, чего бы веками не делали другие. Он спал со смертными женщинами, но ведь они для того и созданы, чтобы мальчики Гильяно с ними развлекались. Столетиями не менялись правила, и каждый, кто по достижении совершеннолетия выходил из Дома Гильяно, безо всяких последствий вступал в связь с обычными женщинами. Те никогда не рожали от Гильяно детей, потому что таков был Договор, этого не могло случиться. Дети Гильяно рождались лишь в стенах Дома от родственной связи, Лучшие из Лучших переносили души умерших в новые тела, и на свет появлялся новый представитель рода Гильяно, но с памятью о прожитых днях.
Ашер ясно видел, что Элен врет, когда говорит о ребенке. Его обычная чувствительность к правде и лжи дала сбой. И когда дон Гильяно собрал семью, чтобы провозгласить о страшном поступке – преступлении против крови, – Ашер Гильяно и мысли не допустил, что он и есть тот самый преступник.
– Кто-то вынес кровь Гильяно за пределы Дома. Я чувствую. Это нарушение Договора. Пока я не знаю, кто это совершил, даю возможность виновному сознаться самому.
И никто не возразил ему, никто не напомнил с должной сыновней почтительностью: «Отец, опомнись, Договора уже не существует. Лучшие из Лучших больше не следят за его выполнением». Потому что каждый верил: Лучшие из Лучших еще вернутся, а Договор свят, и выполнением его они, быть может, загладят свою вину за давнишнее его нарушение.
В Саду срезали красные розы – верный признак предстоящей казни.
– Кто? – одними губами спросил Ашер.
И услышал в ответ:
– Шем.
Его брат-близнец Шем Гильяно – преступник. Один из старейших членов семьи Гильяно. Ровесник человеческой цивилизации. Казнь была единственным средством навсегда покончить с жизнью, ведь у тебя отбирали не только кровь, но и рассекали твою душу. Так дон Гильяно приносил жертву покровителям Дома. Возможно, разгневанным покровителям и нужна была сейчас эта жертва, чтобы вновь могли рождаться в стенах Дома Лучшие из Лучших. Но Шем? Ашер не мог представить, чтобы преступником вдруг оказался его брат.
В Доме шутили, что Шему чуть-чуть не хватило, чтобы родиться Лучшим из Лучших. Потрясающая интуиция, вещие сны… Он всегда и обо всем знал наперед. Он редко выходил из Дома, только по необходимости, его не привлекал внешний мир. Шем взял на себя громадный труд – изучение демонологии Дома Гильяно. Дон Марко открыл ему доступ в библиотеку. А ведь раньше ни у кого из Гильяно не возникало желания писать что-либо большее, чем любовное послание, сочинительство было уделом Лучших из Лучших, это они, поколение за поколением, писали Книгу сказок Дома Гильяно. Но ведь говорили, что Шем едва не родился лилу…
Хоть они и были братьями, да еще и близнецами, у них было мало общих тем. Пожалуй, даже в детстве они не стремились держаться вместе, не хотели быть похожими друг на друга. В Доме каждый хранил свою индивидуальность и гордился ею; то, что они в этой жизни родились кровными братьями с одним на двоих лицом, не имело значения. Ашер не смог поговорить с Шемом после его признания – даже для Первого Стража не сделали исключение. Сознавшийся преступник – отсеченная рука от живого организма Дома, пусть формально он еще жив. Ашер увидел брата только на казни. Шем был спокоен. Он принял смерть, как и положено истинному Гильяно, – с открытыми глазами.
Читать дальше