Мэтт Хейг - Как остановить время

Она посмотрела на меня с недоумением – зачем задавать такие глупые вопросы?

– Она сама мне сказала. Она это всем говорила. Потому и оказалась в лечебнице. Ей, разумеется, никто не верил. Что взять с сумасшедшей? Иногда она лопотала по-французски и часто пела.

– Что она пела?

– Старые песни. Вернее, старинные песни. И, когда пела, часто плакала.

– Она все еще там?

Мэри покачала головой:

– Она ушла. Все случилось очень странно…

– Странно? В каком смысле?

– А в таком: однажды ночью она просто ушла. Тамошние пациенты говорили мне, что слышали ночью какой-то шум и суматоху. Я пришла на следующий день, а ее уже нет.

– Куда же она подевалась? Куда?

Мэри вздохнула и ненадолго задумалась. Потом заговорила – с грустью и смущением:

– Никто ничего не знал. Персонал как воды в рот набрал. Нам просто сообщили, что ее выписали. Но что случилось на самом деле, так и осталось загадкой. Вообще-то пациентам не докладывали, что творится в стенах лечебницы. Это было не принято.

Я не мог с этим смириться. Я столько лет лелеял надежду, и вот она вспыхнула, чтобы через десять секунд угаснуть вновь.

– Куда она могла уехать? Может, хотя бы намекала, куда собирается перебраться? Наверняка она что-нибудь говорила.

– Не знаю. Честное слово, не знаю.

– Она упоминала какие-нибудь места?

– Она много где бывала. Рассказывала о тех местах. Ездила в Канаду.

– В Канаду? Куда? В Торонто? Я тоже бывал в Торонто.

– Не знаю. Вряд ли. Сдается мне, она долго жила в Шотландии. У нее был шотландский акцент. Да и вообще, мне кажется, она много колесила по Европе.

– Думаете, она сейчас в Лондоне?

– Понятия не имею, ей-богу.

Я откинулся на спинку стула, обдумывая услышанное. На душе у меня полегчало: значит, Мэрион жива – или была жива до недавнего времени. Но меня пугала мысль о страданиях, которые ей пришлось перенести.

А вдруг до нее добралось Общество? Что, если кто-то уже пытался заткнуть ей рот? Что, если Хендрику все известно, но он скрывает от меня правду? А вдруг ее кто-нибудь похитил? Например, Берлинский институт. Да мало ли кто.

– Послушайте, Мэри, – сказал я на прощанье, – мне кажется, вам лучше помалкивать о прошлом. Лишние разговоры поставили под удар Мэрион, но они опасны и для вас. Вы можете думать что хотите. Но говорить о своем возрасте лучше не надо.

Болезненно сморщившись, она с минуту поерзала в кресле и в конце концов решилась:

– Я когда-то очень любила одного человека. Женщину. Любила безумно. Представляешь? Таясь от всех, мы жили с ней почти двадцать лет. Мы понимали, что не должны никому говорить о своей любви, потому что это слишком опасно. Любить вообще опасно.

Я кивнул. Мне все стало ясно.

Рано или поздно наступает время, когда нормальная жизнь невозможна без правды. Ты должен быть тем, кто ты есть, несмотря на опасность.

Я взял Мэри за руку.

– Вы помогли мне больше, чем сами догадываетесь. К нам подошла медсестра и предложила чашечку чая.

Я вежливо отказался. Повернулся к Мэри и шепотом спросил ее:

– Вам не доводилось слышать об Обществе «Альбатрос»?

– Нет. Что-то не припоминаю.

– Ладно. Главное – будьте осторожны. И пожалуйста, никому не говорите про… Ну, сами понимаете…

Я бросил взгляд на стенные часы. Уже без четверти три. Через три часа я должен лететь в Дубаи, а оттуда – в Сидней.

– Берегите себя, – посоветовал я Мэри.

Она покачала головой, закрыла глаза и вздохнула. Ее вздох был похож на кошачье шипение:

– Я старуха, чего мне теперь бояться? Хватит мне уже лгать. – Она наклонилась вперед и сжала свою трость с такой силой, что побелели костяшки пальцев. – Да и тебе тоже.

Я вышел и набрал номер Хендрика.

– Том? Как дела?

– Ты знал, что она жива?

– Кто?

– Мэрион. Мэрион . Ты нашел ее? Что ты узнал?

– Том, успокойся. Нет, Том. Ты напал на след?

– Она жива. Лежала в больнице в Саутхолле. А потом исчезла.

– Исчезла? То есть ее похитили?

– Не знаю. Может быть, она сбежала.

– Из больницы?

– Из психиатрической лечебницы.

Почтальон катил по тротуару тележку с газетами и письмами.

– Я не знаю, где она, – прошептал я в трубку. – Но в Австралию я не полечу. Я должен ее найти.

– Если ее похитили…

– Я ничего не знаю наверняка.

– Если ее похитили, тебе в одиночку ее не найти. Слушай, погоди-ка. Я отправлю в Берлин Агнес, пусть там поразнюхает. После Австралии займемся, организуем операцию. Это будет наш приоритет. Мы разыщем твою девочку. Если ее похитили, она может быть где угодно: в Берлине, или в Пекине, или в Кремниевой долине. Самому тебе ее не найти. Ты же был в Лондоне! И упустил ее.