Сергей Дигурко - Песок и время

— Сумасшедший паненок, — выругалась стоматолог и беспомощно опустила руки.

— Что будем, пан офицер, делать?

Предприняв еще несколько попыток уговорить сына открыть рот, Мартынов, видя тщетность этих попыток, взял его за ухо и вытащил из кресла:

— Ну и черт с тобой, больше я тебя сюда не приведу. Позорище… Вы уж извините нас, пани, пани…

— Пани Вера, — ответила врач. — Не стоит извиняться. Я вам дам лекарств, они должны помочь. А если нет, то ведите его опять, будем привязывать к креслу.

Оставшись одна дома, Таня, с волнением ожидая возвращения сына и мужа, затеяла испечь яблочный пирог. Замесила тесто, включила газовую духовку и, выглянув в окно, увидела, что Сергей идет по тропинке один, а сзади с сосредоточенным выражением лица плетется сын.

— Что? Удалили?

— Удалили… нас удалили из поликлиники, да еще справедливо назвали сумасшедшим паненком, истериком, — ответил Сергей, отпивая из кружки холодный квас, и рассказал о случае в поликлинике.

— Так, никаких велосипедов, сидеть будешь дома и учиться писать. Понял? — рассердилась Таня. — И только пикни у меня, что зуб вновь разболелся. Я тебе покажу…

— Понял, понял, — ответил Андрей и, взяв тетрадь, заперся в детской комнате.

Поужинав, Мартыновы уселись в холле. Таня штопала порвавшиеся носки сына. Сергей крутил ручку настройки программ телевизора.

— Как только ясная погода устанавливается, так ни один канал, кроме местных, не работает. Проклятье! Напишу письмо родителям да спать…

Запечатав письмо в конверт, Сергей расстелил постель и, засыпая, услышал, как Андрей, сидя в туалете, напевает: «Три минуты, три минуты — это много или мало, чтобы жизнь, успев понять, начать сначала». А затем вдруг: «В ванной свет погас, там вонючий водолаз, а лягушке тысяча лет, она ходит в туалет…»

«Философ ты мой», — засыпая, подумал Мартынов.

Проснулся глубокой ночью от острой зубной боли, застонал.

— Ты что, Сережа? — спросила сквозь сон жена.

— Ты будешь смеяться, но и у меня зуб разболелся.

— Напасть на моих мужиков какая-то напала. И что же мне с вами делать?

— Спи, спи, ничего не делать. Твое дело любить нас, а мы уж сами справимся, спи, — Сергей поцеловал жену и вышел перекурить с надеждой, что боль скоро утихнет.

Утром сообщил Машанову неприятное известие. Благо Ковалевский уехал в Триполи и не надо было вновь унижаться и объясняться перед высокомерным чиновником.

Открыв знакомую дверь стоматологического кабинета, увидел, что врач склонилась над больным.

— Одну минутку, я занята.

Подняла голову и, увидев Сергея, нисколько не удивилась, спросила:

— Что, вы опять своего сына привели?

— Нет-нет, понимаете, пани Вера, тут такое дело… Теперь у меня зуб разболелся, цепная реакция, видимо, — оправдываясь, сообщил Мартынов.

— Что ыы говорите? Проходите и присаживайтесь в кресло. Располагайтесь удобней, сейчас я посмотрю ваш зуб. Откройте рот, — с опаской продолжала врач, помня, как вчера ее отпихнул ногами паненок.

— Не бойтесь, пани, меня не надо будет привязывать к креслу, — произнес Сергей, открыв широко рот.

Включив мощную лампу, врач сфокусировала свет на пациенте.

Мартынов почувствовал прикосновение инструмента к больному зубу и качнул головой.

— Придется удалять ваш зуб, кариес сделал свое гиблое дело, — сообщила диагноз врач.

— Удалять так удалять. Мне на днях в командировку лететь, так что не стоит откладывать. Удаляйте! — согласился Сергей.

— Укольчик маленький сделаю сейчас, и все, — продолжала пани Вера, колдуя над инструментом.

— Салам аллейкум, хабир, — в кабинет вошел огромного роста негр в медицинском халате.

— Это мой помощник, не волнуйтесь, пан офицер. Он подержит вашу голову. Так у нас положено делать.

Врач сделала Сергею укол. Он почувствовал, как почти мгновенно десна одеревенела.

— А сейчас… один момент… Все в порядке, посидите немного. Голова не кружится?

— Что, уже все? — недоумевая, спросил Мартынов.

— Да, уже все, — ответила врач и показала на удаленный зуб, который лежал в медицинской урне у кресла.

— А я, честно, говоря, ничего и не почувствовал. Несколько раз в Союзе удалял зубы, одни неприятности. А тут… раз и все. Чудеса! — продолжал восхищаться Мартынов.

— Какие там чудеса. Я была на практике в Ленинграде в медицинском институте, — ответила смущенно полячка. — У вас воруют обезболивающие лекарства. А врачи такие же, как и везде. Есть хорошие врачи, есть и плохие.