– Иди посмотри на пробковую доску, стерва.
Ван Ыок знала эту улыбку, и ее приподнятое настроение мигом улетучилось. Из игнорируемой и презираемой она оказалась прямиком в поле зрения Холли. Спасибо, Билли. А старики, как обычно, уже ворчали:
– Сегодня она что-то зазналась.
– Что она о себе возомнила?
– Падать-то будет больно.
– А чего она ожидала?
* * *
Ван Ыок не знала, что делать. Сейчас же пойти в общую комнату и узнать, о чем говорила Холли, или подождать немного, когда там будет меньше всего народа? По крайней мере, Холли сейчас там точно не окажется – она ушла в противоположную сторону. Так, может, ей стоит пойти разведать обстановку и по-тихому взглянуть на доску?
Она ожидала самого худшего и не ошиблась. Ее фото в кардигане, увеличенное и распечатанное на шести листах формата А4, с подписью: «Предупреждаем вас: кое-кто носит украденные вещи. Запирайте ваше имущество».
Люди подходили к доске, смотрели на фотографию и отходили, а Ван Ыок стояла и гадала, что ей следует сделать. Если она снимет все эти листы, посчитают ли ее виноватой? Будет ли в этом смысл? Холли сможет распечатать еще.
Что бы сделала Джейн? В школе Джейн постоянно подвергалась несправедливым нападкам. Ее наказали и обозвали лгуньей перед всем классом. А потом она плакала. Даже Джейн всего лишь человек.
У Ван Ыок появилось редкое, но вполне определенное и кошмарное чувство, что она вот-вот заплачет. Быстро выскользнув из комнаты, мимо Лу, Сибиллы и Билли она побежала через колоннаду к библиотеке, а там вниз по лестнице, в подвал, толкнула сначала одну дверь, потом вторую, а затем заперлась в кабинке туалета.
Ван Ыок села и разрыдалась. Слезы бежали ручьями, душили ее, и она по опыту знала, что сможет успокоиться еще не скоро. Ван Ыок была не из тех, кто часто плачет. Она давала себе возможность хорошенько поплакать один-два раза в год и, когда плакала, то все ее горести со слезами выливались из нее, как ливни из грозовой тучи.
Ее тревоги о матери (ну почему у нее не может быть способной справляться самой, счастливой матери, которая бы заботилась о ней , а не наоборот?); ее досада на отца, который мог бы уделять больше времени матери и помогать ей; ее растерянность из-за Билли Гардинера; и все остальные безотрадные вещи, которые происходили в ее жизни – отсутствие денег, дизайнерской одежды, да даже просто приличной одежды; люди, которые могли поверить в то, что она воровка, только потому, что у нее бедная семья; родители, которые толком не говорили по-английски; ее отстойная квартира; то, что родители даже не собирались подавать документы, чтобы сменить их квартиру на какой-нибудь настоящий дом с садом , которые есть в фонде муниципального жилья; то, что у ее родителей не было машины; то, что она никогда не выезжала за пределы страны; то, что у нее никогда не было домашних животных (у нее как-то оказалась золотая рыбка, но это не считается); то, что ей всегда нужно было хорошо себя вести, чтобы не отобрали стипендию, и из-за этого, должно быть, все видели в ней трусиху, которая только и делает, что ищет одобрения других; то, что в школе у нее не было друзей; то, что ей никогда не попасть в художественную школу даже с хорошим портфолио, потому как она лишится дара речи от стеснения и не сможет ничего из себя выдавить на собеседованиях; то, что у нее никогда не было парня и никогда не будет; то, что в детстве у нее была всего лишь одна (поддельная) Барби (с дешевыми волосами, которые все время спутывались).
Затем на нее нахлынула жалость к себе. В ее жизни это было запрещено, другой порядок, который нависал над ней черной тучей – нельзя было чувствовать себя несчастной, ни из-за чего: ты живешь , а значит, у тебя все в порядке, нет, даже – тебе повезло . Какие могут проблемы? Ты жива! Но Ван Ыок хотела большего. Она хотела красоты; она хотела любви; она хотела достатка .
Почему всем вокруг позволено иметь больше, чем достаточно, а ей приходилось мириться с меньшим?
Теперь рыдания сотрясали все ее тело, плечи и грудь тяжело поднимались и опускались, слезы текли ручьями вниз по шее, отчего воротничок платья уже был мокрым; из носа тоже текло. Ван Ыок превратилась в огромную сопливую кучу жалости к самой себе. И она презирала себя почти так же сильно, как жалела. Жалкая размазня! Теперь ей придется весь день ходить с красными глазами, таким же покрасневшим лицом, и все будут знать, что она плакала , а потом все подумают: она и правда виновата.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу