Александр Кожедуб - Ева

— Разожрались, значить? — оглядел он питомцев. — Ну что ж, с завтраш­него числа начнем.

И он показал кулак.

Сам Семеныч боролся еще недавно. Выигрывал турнир за турниром, гото­вился к Европе — и вдруг прободная язва. Поговаривали, что Семеныч прикла­дывался к бутылке и до язвы, и после. Но пропасть ему не дали, засунули трене­ром в университет. Иногда Семеныч выползал на ковер — и у нас глаза на лоб лезли. Весом не больше шестидесяти пяти килограммов, он разрывал тяжей.

— Тебя в каком месте ковра положить? — ласково похлопывал по плечу какого-нибудь здоровяка Семеныч. — Здесь будет удобно?

На пару часов наш зал арендовали милиционеры, отрабатывали приемы рукопашного боя. Как-то мы с ними в зале пересеклись, и один из них, мужик за сто килограммов, похвастался, что мастер спорта по дзюдо.

— Парашют цеплять будешь? — спросил его Семеныч.

— Чего? — не понял бугай.

— Если выйдешь против меня — начнешь летать, — объяснил Семе­ныч. — А ежли с парашютом, падать не больно.

Мужик завелся, побагровел, попер на Семеныча, как танк. А тому только и надо, чтоб завелся. Летал «мастер» над ковром красиво. Пикировал вниз головой. Садился от подсечки на тяжелую задницу. Описывал широкую дугу в положении прогнувшись. Шмякался на лопатки после «кочерги», броска через спину с захватом одной руки. Милиционеры хохотали как припадочные, чувство солидарности у них отсутствовало напрочь.

Да, Семеныч показал класс. Мы стали прислушиваться к нему, присма­триваться. Словарный запас у него был не богат, зато «мельницы» и «вертуш­ки» он крутил, как в кино.

— Давай, выиграй балл, — кивал он мне под настроение.

В спаррингах с ним я и понял, что такое настоящий борец. Гибкое тело, жесткие захваты, резкие подсечки, изумительное мышечное чутье. Этому нельзя было научиться, этим наделяла природа.

Я пыхтел, Семеныч поощрительно хмыкал, и временами у меня что-то получалось.

— Запомни, — показывал на состоящего из одних мышц парня Семе­ныч, — раз здоровый, значит, дурной.

Я запоминал. И убеждался, что корявые афоризмы Семеныча не подводят. Устрашающего вида противник на самом деле оказывался простым как репа.

— Сам лег, — удивлялся я.

— Раз здоровый, значит, дурной, — кивал Семеныч.

Отчего-то мне показалось, что за неделю пропущенных тренировок Се­меныч меня не убьет. Кого-то ведь на ковер выпускать надо, думал я.

— Как провела лето? — спросил я Еву, когда мы остались одни.

— Нормально, — тряхнула она своей шикарной гривой.

— На юге?

— Пару недель в Крыму, а так Москва, Питер. До сих пор снится.

— Кто?

— Эрмитаж, — вздохнула Ева.

Я недоверчиво глянул в распахнутые глаза. Они смеялись, изучая. Передо мной стояла настоящая Ева, неподдельная.

— В Киеве приходилось бывать? — спросил я.

— В Киеве? — сразу забыла об игре Ева. — Я хочу в Киев.

— Если через неделю сбежишь с картошки, махнем в Киев. У меня там друг с яхтой.

— Конечно, сбегу! — прильнула ко мне Ева, замурлыкала. — Витечка, ты прелесть! А какая яхта, настоящая? И мы на ней поплывем? Слушай, как подумаю про картошку, жить не хочется. Дождь, грязь, холодина, кормят ужасно. Ты чудо, Витечка!

И чмокнула меня в щеку. То, что меня не будет на картошке, ее как-то не взволновало. А может, она и не догадалась об этом.

— Деканата не боишься?

— Папка справку достанет, — махнула рукой Ева. — Он и так меня не отпускал. Сказал, здоровье надо беречь.

Я осторожно провел рукой по выгнутой спине, и Ева не отшатнулась, лишь выдохнула в ухо:

— Увидят.

Я вбирал теплый запах волос, пьянея. Но сейчас у меня в руках была дру­гая Ева. И которая из двух Ев мне нужна, я уже знал.

— Звони десятого утром, — легонько оттолкнула меня Ева.

Я кивнул головой, не отводя взгляда от полураскрытых припухлых губ.

— В Киеве, все будет в Киеве, — шевельнулись они.

От Семеныча я получил талоны на питание и помчался менять их на деньги. Буфетчица брала себе всего трояк из тридцати рублей, Семеныч сам же и подсказал, как избавиться от талонов. Кое-какие деньги у меня были, но для студента каждый рубль подарок.

Саня обещал встретить нас в аэропорту.

Десятого Ева в самом деле оказалась дома.

— А я уж третий день отъедаюсь, — протянула она в трубку. — Что? Киев? Какой Киев?

У меня похолодело внутри.

И тут Ева расхохоталась:

— Я пошутила, Витечка! Когда едем?

— Сегодня.

— А билеты?

— Возьмем в аэропорту.

Я был уверен, что нас ждут два свободных места на ближайший рейс, и так оно и оказалось. Я даже успел позвонить Сане и сообщить номер рейса.