Леонид Зорин - Покровские ворота (сборник)

Принесли закуску и вино.

– Будь здорова, – сказал я.

– И ты, – она кивнула и осторожно пригубила фужер.

– До дна, до дна, – прикрикнул я.

– Я ведь не пью, – она опять покраснела, но теперь выпила.

Боже, подумал я, какой беспутной кажется она себе в эту минуту.

Фишер, сидевший за своими медными тарелками, встал, подошел к микрофону и неожиданным басом, который плохо вязался с его внешностью, затянул какую-то песенку.

Я наклонился к Оле.

– Слушай, – сказал я ей, – я страшно рад, что мы увиделись.

– Я тоже, – откликнулась она, и я вдруг ощутил, что она чуть-чуть отпустила невидимую узду и почувствовала себя свободней.

– Мне уж не верилось, что это когда-нибудь случится, – говорил я, – ты для меня была на какой-то другой планете, в какой-то другой жизни, иногда я даже сомневался, было все это или нет. У меня в этом городе странное состояние, я никого не встречаю из наших, да, по правде сказать, и не ищу, и мне все кажется, что меня заморозили, а потом воскресили, где-то в двадцать первом веке и вот я брожу по улицам со старой записной книжкой, и она совершенно бесполезна, и номера телефонов другие, и никто не понимает, откуда я взялся.

– Откуда же я? – улыбнулась Оля.

– Вот в этом-то и заключается чудо, – сказал я, – мне даже кажется, что это не мы.

– Это наши души встретились в загробном мире, – засмеялась она.

Против ожидания, эти слова не показались мне шуткой, – в самом деле, я испытывал нечто похожее. Я уж хотел сказать ей об этом, но спохватился, что ресторан плохое место для свидания призраков, душам не положено есть шашлык и удаляться после ужина в гостиничный номер.

Она положила ладонь на мою руку и стала рассказывать о наших товарищах, многие, оказывается, благополучно жили-поживали на тех же улицах, другая планета, как выяснилось, была населена кучей знакомых. Она рассказывала мне, как сложились их судьбы, как они все переженились, обзавелись детьми, преуспели или, наоборот, дали маху, рассказала, как они встречаются и вспоминают школу – это, впрочем, бывает редко.

– Ты хотел бы кого-нибудь повидать? – спросила она.

– Не знаю, – сказал я, – и, наверное, уже не успею.

Я действительно не знал. Мне и любопытно было, и несколько боязно. Я уже понимал, что это были бы невеселые встречи.

– Боже мой, – сказала Оля, – да это же Виктор!

Она смотрела на чернявого юношу, который, встав из-за стола, направлялся к нам, он с несколько принужденной улыбкой помахивал ей рукой.

Я не сразу понял, кто этот Виктор, и Оля, видимо, увидела, что я не понял.

– Это мой Виктор, – сказала она, – мой сын.

Хороший я гусь, подумал я про себя, столько раз она говорила о Викторе, вздыхала о Викторе, волновалась за Виктора, а я забыл, кто это такой. Но тут же я сообразил, что дело не в дурной памяти. Одно дело было узнать, что у Оли – семнадцатилетний сын, в этом не было ничего поразительного, но совсем другое дело было его увидеть и понять, что этот рослый удалец, побритый, с усиками, в непременной белой рубашке с закатанными рукавами, и есть сын моей Оли.

Пожалуй, это было одно из самых сильных моих впечатлений в родном городе. Я понял, что и в самом деле я пришелец с другой звезды.

– Знакомься, Витя, – сказала Оля, – это Константин Сергеич Ромин, когда-то мы с ним учились в одном классе.

Виктор пожал мне руку. Судя по его вялому взгляду, это сообщение не слишком его взволновало.

– У Бориса сегодня юбилей, – сказал он, – семнадцать лет жизни и столько же общественной деятельности. Все-таки редкое совпадение, нельзя не отметить.

– Константин Сергеевич приехал из Москвы, – она вернула его к моей особе, – мы не виделись столько лет, сколько твоему Борису.

Вот тут он взглянул на меня с интересом. Даже глаза его сверкнули.

– Из Москвы? – спросил он. – И надолго?

– Да нет, – сказал я, – скоро обратно.

– Константин Сергеевич в командировке, – продолжала комментировать Оля, – он известный журналист.

Но она могла уже ничего не добавлять. Я был из Москвы – этого было достаточно. Как в зеркало гляделся я в этого парня, вот, значит, каким я был – худой, нервный, с обостренным чувством достоинства, которое так часто получает щелчки в эти годы.

– А где вы там живете? – спросил Виктор.

И я постоянно задавал этот вопрос. Казалось бы, какое значение имело, где живет мой случайный собеседник, столичный житель, но адрес делал его фигуру как-то ближе и реальнее, а кроме того, какой волшебной музыкой звучали для меня эти слова: Полянка, Ордынка, Таганка.