Алексей Федяров - Человек сидящий

Ваня был кузовным специалистом, а Толик электриком. Мастера они были умелые, потому и позволялось им чуть больше, чем остальным, они часто оставались на ночь, и в это время их никто не контролировал.

Как-то под утро меня разбудил ночной дневальный.

— Китаец с Толиком бухие пришли из гаража. — Он был в растерянности.

Алкоголь в этой колонии под строгим запретом. Купить его невозможно. Изготовить нереально, сдадут свои же.

Вид друзей, сидевших в каптерке, сомнений не оставлял. И запах. Резкий запах чего-то технического. Но на отравившихся они похожи не были. Совсем наоборот. Им было хорошо.

— Леха, — сказал Китаец, — мы трезвые. Он попутал.

И указал на дневального.

— Да! — подтвердил Толик, попытался хлопнуть меня по плечу, промахнулся, отчего зашатался и сел на табурет.

Стоять он не мог. Его истерзанное разлукой с этанолом тело наслаждалось, а мозг отрицал необходимость общения со мной.

— Что делать собираетесь? — спросил я.

— Спать, — ответил Ваня.

— Покурим и решим, братан, — проговорил Толик и опустился на пол.

Он собирался уснуть. И уснул.

— Ваня, вы же в гараже омывайки нажрались. Вас же свои сдадут, — попытался я вразумить Китайца.

— Кто? — возмутился он. — Наши братаны?

И, подумав, согласился.

— Да, сдадут.

— Забирай груз и вали спать, — отправил я друзей в кубрик, — утром за вами придут, не сомневайся.

Утром пришли, когда отряд ушел на завтрак. Все уже было известно администрации, зона не молчит. Друзья не спали, хотя по распорядку, как работники ночной смены, были должны спать.

Оба в умывальной комнате брили головы. Они знали, что будет. Пакет с вещами для ШИЗО у каждого был собран и стоял рядом.

— Леха, наши шконки не отдавай никому, через три дня вернемся, точно говорю, — шепнул мне Толик.

Авантюристом он был знатным, но за базар отвечал всегда, поэтому я выполнил его просьбу, хотя алкоголь и всего три дня ШИЗО не сочетались. Месяц минимум полагается за такое, причем пятнадцать дней для начала, а потом продлевают на сколько захотят.

Но через три дня их привели.

В гараж пригнали машину прокурора. Толик знал об этом заранее, потому не сомневался в скором помиловании.

— Нету, Леха, таких электриков, как я, нету. Не могут они без нас, понимаешь, — торжествовал он вечером у меня в каптерке и показывал кривым, черным от машинного масла пальцем на Ваню. — Он же кузова шлифует как Будда.

Я был рад. Парни безобидные. Работяги и бедолаги.

И начальник колонии был рад. И прокурор.

— Если бы водяры литр поставили, я бы и недельку в ШИЗО отсидел, — сказал Толик, уходя.

— Я не буддист, — ответил ему Китаец и пошел следом.

— Она на моей полке стоит. Нет, она в мягкой обложке, красная, старенькая. Рядом с «Государем». Нет, Макиавелли не надо, он тяжелый, — объясняю я жене, какие книги передать мне в изолятор.

Подобрать книги в СИЗО сложно. Они должны быть легкими, а значит, лучше в мягкой обложке, они должны затягивать в их реальность, отвлекать от того, что вокруг, и иметь смысл, чтобы их хотелось прочесть снова. Еще для меня важно, чтобы у меня их не просили сокамерники, мне не жаль, но потом книги сложно вернуть.

Поэтому я прошу из дома Блока и Брэдбери, а та, красная и старенькая, — сценарии к «Куклам» Шендеровича, что я купил еще в конце 90-х.

Я звоню официально, с разрешения судьи и начальника изолятора. Телефон висит на стене у пропускного пункта, через который нас привели, мы прошли сотню метров по морозному воздуху, в лицо бил колкий снег с дождем. Ноябрь, Волга совсем рядом, в пяти минутах ходьбы, если бы не стены.

От близости большой реки, еще не замерзшей, влажно. Местные не любят этот воздух, от него зимой холоднее, а летом душнее, чем было бы без воды рядом. Но это если не выходить наружу из прокуренной камеры древнего централа, где легкие отказываются дышать и работают только верхними долями — ты вдыхаешь и выдыхаешь мелко и дробно.

Во дворе по пути к телефону можно поработать легкими полно, и они счастливы.

Разрешения на звонок надо ждать долго, судья может и отказать, приговор еще не вступил в силу, и это только его воля — дать мне услышать голоса детей или отказать. Мобильных телефонов в нашей камере нет — в отношении двоих, в том числе меня, дела расследованы ФСБ, а это особый присмотр, мы не рискуем. Все ждут и иногда дожидаются. И когда дожидаются, их ведут через двор к телефону на стене у пропускного пункта дежурной части.