Алексей Федяров - Человек сидящий

— Теперь давай поговорим, — сказал я ему.

— Давай, — ответил он.

— Все хотят, чтобы я тебя загнобил, ты знаешь.

— Знаю.

— Но этого не будет. Ты станешь здесь жить спокойно. Я не смогу дать тебе лучшее место в бараке. Опера не поймут, и тебя сразу переведут. Не дам тебе и плохого места, это не по-людски. Ты получишь хороший чистый кубрик.

— Зачем ты это делаешь?

— Не думай. Просто считай, что ты приехал ко мне в гости на неделю.

— Почему на неделю?

— Посмотрим. Пока будем тебя лечить.

Ночью ему стало плохо. Измерить температуру я не мог, градусника в отряде не было. Дал жаропонижающее, сменил повязку. Пока обрабатывал рану, проверить отряд зашел безопасник. Из молодых. Он только учился презрительно вешать нижнюю губу при виде зэка. Получалось уже хорошо.

— Почему не спите, акт нужен? — спросил он.

— Шел бы ты работать, — улыбнулся я.

Получилось криво.

Было не до него — стол в кровавых бинтах и бледный Мансур, он потел и не среагировал даже на безопасника.

Тот ушел. Картина подействовала.

Я отвел Мансура в койку.

Утром ему стало легче. Он попил чай и съел бутерброд. К вечеру было понятно, что кризис прошел.

— Пациент жив, Леха, — хрипло смеялся он перед сном, когда мы снова меняли ему повязку. Я к тому времени наловчился и лишней боли не причинял.

Прошла неделя. Начальник вышел из отпуска. Вызвал к себе Мансура. Не было его долго. Вернувшись, он собрал вещи. Его возвращали в прежний отряд. Со всеми благами.

— Откуда ты знал? — спросил он у меня.

— Догадывался, — ответил я.

Когда на чаше весов два зуба освободившегося сидельца, а на другой — управляемость «спецконтингента», можно догадываться, что именно перевесит. Но и только — догадываться. Могло сложиться как угодно.

Но я не входил в число ненавидевших или боявшихся Мансура. И мне претило быть среди внезапно запрезиравших его.

Мансур все понял. Мы пожали друг другу левые руки. Правая у него еще болела. Он ушел к себе.

Женя, завхоз санчасти, позвонил ему первым.

Внешность Ивана не соответствовала его имени. Был он хоть и долговяз, но узкоглаз, скуласт и печален. Китаец, так его все звали. И были правы. Фамилию он носил Чанчунь и по отцу был китайцем. Это объясняло узость его глаз. Рост ему дала русская мать, а происхождение печали никто не выяснял, зона все-таки. Тут все страдают.

Ваня страдал проникновенно и действовал на людей вокруг.

Как-то, глядя в пищевке, как за чаем спорят два закадычных друга, эвенк и тувинец, о том, какого народа меньше осталось на земле, Ваня глотнул своего чифира, которого был большой любитель, и печально высказал мнение, что на самом деле малая народность — это он, китаец Чанчунь, потому что даже их двое в зоне, а он один.

Всем стало грустно.

— Я тоже один, — сказал тувинец Виктор. — Коля — эвенк, это другой народ.

— Видишь, Николай, — посмотрел Ваня на эвенка, — он тебя не признает за своего.

— Ты берега потерял? — спросил эвенк тувинца.

— Все вы, эвенки, одинаковые, — грустно сказал Витя и звучно ударил друга ложкой в лоб.

В деле вымирания народностей конкуренция жесткая.

Драка была короткой, как всегда в зоне, и завершилась для обоих ШИЗО.

Китаец поспрашивал у знающих, можно ли ему написать кассацию с просьбой о смягчении наказания, как представителю малой народности, — понимания не нашел и оставил эту мысль.

Печаль его проходила, только когда он играл в шахматы.

— А! А! Ага! — неожиданным густым баритоном восклицал он, забирая мою ладью.

Глаза его в эти моменты сверкали, а длинные руки становились гибкими и быстрыми, как щупальца спрута.

— Ох… — вздыхал он, возвращаясь в обычное состояние, когда понимал, что это была жертва, которую следовало игнорировать, а теперь поздно печалиться: фланг разбит и короля не спасти.

— Вот чего ты ведешься, он тебе ничего не подарит, — говорил в эти моменты Толик, его друг, который в шахматы не играл, но зэк был опытный и гамбитные ловушки чуял, как и любые подвохи, инстинктами.

Смотрелись они рядом колоритно. Лица обоих говорили о большом алкогольном, и не только, прошлом.

Толик был тоже щупл, но невысок, с минимумом ржавых от чифира и дешевого курева зубов, нраву озорного. Характер Толи притягивал авантюры. Оставаться в стороне Ваня не мог.

Работали они в автосервисе. Слово громкое, но был это небольшой ангар, в котором двенадцать зэков круглосуточно возились с автомобилями нужных людей. Цеха этого документально, как многих других, не существовало, труд был бесплатен, но там время шло быстрее и режим был много мягче. Безопасники на всякий случай старались заходить туда пореже, мало ли кому там машину ремонтируют.