Жозе Агуалуза - Всеобщая теория забвения

Так и не знаю точно, что стало с тем насильником. Он был рыбаком. Говорят, бежал в Испанию. Исчез. Я забеременела, закрылась в своей комнате, точнее, меня там заперли, и слушала, как снаружи шепчутся. Когда наступил срок, пришла акушерка, чтобы помочь мне. Лица своей дочери я не увидела. Ее сразу же забрали.

Как стыдно!

Стыд не давал мне выходить из дома. Мой отец умер, так и не сказав мне ни единого слова. Когда я входила в гостиную, он вставал и уходил. Прошли годы. Он умер. Через несколько месяцев за ним последовала моя мама. Я переехала в дом своей сестры и потихоньку начала обо всем забывать. Каждый день я думала о своей дочери, каждый день училась о ней не думать.

И не могла выходить на улицу, не испытывая чувства глубокого стыда.

Сейчас это прошло. Я выхожу и уже не ощущаю стыда. Не ощущаю страха. Выхожу, и торговки овощами меня приветствуют. Смеются, словно мои родные.

Дети играют со мной, протягивают мне руки. Не знаю, может быть, потому, что я для них такая старая или такой же ребенок, как они.

Пишу на ощупь. Странное занятие, потому что прочесть написанное я не могу. Стало быть, пишу я не для себя.

Для кого я пишу?

Пишу для той, кем когда-то была. Может, та, кого я оставила, продолжает существовать где-нибудь на чердаке времени – на повороте или перекрестке, – скорбно замерев и неким таинственным образом читая эти строки, которые я выписываю, не видя их.

Луду, дорогая. Я теперь счастлива.

Слепая, я вижу лучше тебя. И плачу по твоей слепоте и бесконечной глупости. Так просто было тебе открыть дверь, выйти на улицу и обнять жизнь. Я вижу, как ты тайком смотришь в окна, охваченная ужасом, будто ребенок, заглядывающий под кровать, уверенный, что там притаились чудовища.

Чудовища. Покажи мне чудовищ среди этих людей улицах.

Моих людей.

Мне жаль, что ты так много потеряла.

Так жаль.

Но разве не похоже на тебя несчастное человечество?

Во сне Луду была маленькой девочкой. Она сидела на белом песчаном пляже. Сабалу лежал на спине, головой на ее коленях, и смотрел на океан. Они болтали о минувшем и о будущем, обменивались воспоминаниями, смеялись, припоминая, как смешно они познакомились. Их смех отдавался эхом в сонном утреннем воздухе, разбуженном крыльями блестящих на солнце птиц. Сабалу поднялся:

– Рождается день, Луду. Пойдем.

И они пошли в сторону света, смеясь и разговаривая, словно пассажиры, что поднимаются на готовый к отплытию корабль.

Уже давним днем 2004 года кинорежиссер Жорже Антониу бросил мне вызов, предложив написать сценарий полнометражного художественного фильма, съемки которого должны были проходить в Анголе. Я рассказал ему историю одной португальской женщины, которая в 1975 году, за несколько дней до провозглашения Независимости, отгородилась от всех стеной, пребывая в ужасе от того, как развиваются события. Написать сценарий меня побудил энтузиазм, с которым Жорже отнесся к этой истории. И хотя работу над фильмом отложили, именно благодаря той изначальной сценарной основе я и пришел к этому роману. На главы о племени кувале меня в некоторой степени вдохновили стихи Руя Дуарте де Карвалью, а также один из его самых блестящих очерков о пастухах кувале.

Разные люди помогали мне в работе над книгой. Хочу поблагодарить, в частности, своих родителей, которые всегда являются моими первыми читателями, а также Патрисию Рейш и Лару Лонгле. И наконец, я благодарю бразильскую поэтессу Криштиану Новоа, которая по моей просьбе написала стихи Луду в главах “Хайкай” и “Экзорцизм”.

Мой опыт в журналистике научил меня двум вещам: разговаривать с людьми и получать от них сюжеты, а еще – сокращать их. Из двух слов я выберу то, что короче.

В “Теории” все персонажи получают возможность быть прощенными. В моей Анголе, чьи раны продолжают кровоточить, этого не происходит. И речь не о войне: последовавшее за ней революционное насилие было еще хуже, чем борьба за независимость, раскидав по разные стороны баррикад целые семьи.

По сути, моя книга о ксенофобии, о боязни другого человека… Нужно убрать разделяющие нас стены и позволить тем, другим, войти. Они – это мы. Каждый человек – все человечество.