Агаси Айвазян - Треугольник

Вместе с острым запахом Петиных кирзовых сапог в кузницу входило оживление. Все становилось для меня простым и ясным: жизнь, мир, война, смерть… И мне казалось, Мкртычам тоже.

Каждую субботу Петя водил свой взвод мимо кузницы в баню. Заслышав еще издали дружную солдатскую песню, Мкртычи радовались. Взвод приближался к нам. Петя командовал: «Вольно. Разойдись» — и ребята бежали в кузницу. Грелись у горна, курили, наполняя кузницу запахами махорки и сапожной ваксы.

С особой почтительностью Петя изучал длинные усы дяди Васо. Вскоре выяснилась и причина — оказывается, Петя тоже начал отпускать усы. Но почему-то были они у него редкие, волосы торчали, как иглы у ежа. Петя ужасно был огорчен. И часто с мечтательной завистью смотрел на усы Васо.

— Дядя Вася, разреши потрогать твои усы, — попросил как-то Петя.

— Пожалуйста, — согласился Васо и, покрутив ус, вытянул вперед шею, демонстрируя свою красу.

Петя осторожно погладил роскошные дяди Васины усы и удовлетворенно сказал:

— Спасибо.

Потом сел и еще полюбовался на них издали.

Не знаю, что было тому причиной — усы или что-то другое, но Петя еще больше подружился с Васо. Теперь Васо навещал кавалеристов, помогал Пете носить подковы и ковать лошадей.

Постепенно Васо стал появляться у нас сначала в сапогах, потом в галифе, фуражке и вскоре работал в кузнице над заказами для фронта в полной воинской форме.

Мы получили письмо от Мко и Любы. Письмо Мко читал я. Мкртычи, торжественно приостановив работу, окружили меня и внимательно слушали.

Письмо было написано на наречии Мкртычей, но я во время чтения редактировал его как мог.

«Мои дорогие и незабываемые Уста Мукуч-джан, Васо-джан, Гаспар-джан, Овик-джан. Первым долгом поклон вам и вашим семьям от меня и Лубы. Если вы спросите о нас, то мы живы-здоровы, чего и вам желаем.

Луба со мной. Она санитарка. От меня никуда не отходит, где бы я ни был — под огнем, под пулями. Скоро в наступление. Я не посрамлю своей чести. Сделаю все, что могу. Только вот за Лубу не спокоен».

И вся оставшаяся страница письма посвящена была Любе.

В конверте было и второе письмо, написанное Любой. Хотя Мкртычи ценили мои познания в русском языке, однако читать письмо отдали Пете.

Любино письмо начиналось все теми же пожеланиями и приветами, а остальное было о Мко.

Петя кончил читать и загрустил. Даже чужие письма всегда напоминают о своих, о близких людях.

— Что за девушка Люба! — мечтательно сказал отец.

Больше от Мко и Любы писем мы не получали.

Всему приходит конец. Пришло время, когда кавалерийская часть, а вместе с ней и Петя отправлялась на фронт. Накануне их ухода мы издалека услышали солдатскую песню.

Мкртычи выбежали из кузницы.

Петин взвод подошел к «треугольнику», и, когда строй поравнялся с нами, Петя скомандовал:

— Взво-од!

Солдаты — руки по швам — четко отбивали шаг.

— Равнение на… кузницу! — скомандовал Петя, и лица кавалеристов обратились к «треугольнику». Словно на параде, Петя поднес руку к козырьку, отдавая честь Мкртычам.

Васо тоже поднес руку к фуражке. Губы у отца дрожали от гордости и, наверное, от каких-то других чувств, нежных и красивых…

Фронт. Служба в оккупационных войсках в Германии. И после долгого отсутствия я вернулся наконец домой.

В «треугольнике» оставался только мой отец.

Кузнец Гаспар, шагая по улице, вдруг упал и умер.

Васо уехал в Кахетию, и от него больше не было вестей.

— Видно, скончался, сынок, — сказал отец. — А то без кузни не смог бы жить.

Отец работал больше для видимости. Просто он не находил себе места без «треугольника».

Отец постарел. Постарел и «треугольник», как-то полинял и съежился. Даже огонь в горне был уже не тот. А мехи стонали изношенной кожей, дышали едва-едва, с чахоточным хрипом.

И мне почудилось, что из древних закопченных стен, из груды железа донеслось пиликанье скрипки и протяжная, успокаивающая душу человека музыка дудука. «Треугольник» словно осветился, и мне послышался говор Мкртычей. Я живо представил моего любимого Мко с его ясными глазами и Любу — они держались за руки, словно дети, переходящие улицу. Мне даже почудился запах Любиного дешевого одеколона. Этот запах, как и она сама, был наивен и прост. Я представил себе Варпета Мкртыча в его котелке, пиджаке и галстуке бабочкой.

Многое изменилось в городе, и многим казалось чудом, что «треугольник» еще цел.

— Пока не снесут, буду ходить сюда; не сидеть же мне сложа руки… — говорил отец. — А то кому они нужны — эти печные ножки да пара подков, сынок. На днях Карлен взял меня с собой на их завод… Помнишь ты Карлена?.. Нажмет пальцем на кнопку — двухтонный молот так ударит, что…