Агаси Айвазян - Треугольник

Мы бы хотели что-то в своем прошлом забыть, что-то переделать, мы бы хотели быть во многом другими — добрей, умней, талантливей, удачливее, наконец. Именно это желание переделать, «пережить» жизнь рождает легенду Хачика, героя Айвазяна («Наша часть реки»), о том, как когда-то, спасаясь от резни, переплыл он Черное море: «вошел в море где-то в Турции, а вышел где-то в России». А потом оказалось, что плавать-то он совсем не умеет. Из Турции выбирался морем, но-как и все. А легенда? Ее Хачик объясняет просто: «Хотелось, чтобы в нашем горе было хоть что-то красивое…»

Раскрывая душу свою перед людьми, герой Айвазяна хочет быть понятым другим, он бежит одиночества, ощущает свою необходимость . Только тогда он уверен в себе, тогда есть «защищенность», тогда есть смысл в жизни. Разобщенность же людей (прежде всего духовная) становится трагедией.

Об этом думают многие герои Айвазяна. Многократность этих размышлений не делает их банальными или привычными. Да и как тут привыкнешь, если иногда цена стремлению высказать себя — одиночество («Шепот»), если не понимают друг друга даже члены одной семьи («Отец семейства»), если диалог между братьями, повторяющийся сто, тысячу, миллион раз (наизусть известны все реплики, все выражения лица, кажется, прокручивают магнитофонную запись — нажимаешь на какую-то кнопку, и диалог оживает), вновь не достигает цели — абсолютного понимания — и вновь обрушивается лавиной страдания и боли («Я — моя мать»)…

Для героев Айвазяна (для его героев) необходимо ощущение внутренней правды. Они уверены: «скрывать свою сущность — боль, радость, порывы, мысли, страхи — значит скрыть себя, убить себя и взамен себя создать другого человека». Но это уже будет другой человек — видимость, иллюзия, маска, — но не ты сам. Но не все ведь готовы, не все способны, да не все и хотят понять, принять и разделить эту любовь и душевную открытость. Кто-то признает необходимость существования таких людей рядом с собой. И даже обосновывает эту необходимость. Хотя бы и вот так — с некоторой долей простодушия и изрядной долей житейского цинизма: «Знаешь, что ты за человек, Вано?.. Ты, Вано, как Христос… Если захочешь — пойдешь по Куре, от Муштаида до Ортачалы по воде дойдешь… Весь Тифлис тебя обожает… — полушутя-полусерьезно говорит кинто Цакуле своему другу. — Когда ты такой, нам можно плутовать… А то все перепутается, и мы уже сами не будем знать, кто из нас сатана, а кто святой… Тебя бог послал для того, чтобы… — остальное Цакуле сказал про себя, с мягкой улыбкой глядя на Вано, — чтобы ты голодал, чтоб у тебя вечно денег не было, чтоб ты наивным был, чтоб чистым и доверчивым был, чтоб всех любил…» («Вано и городовой»). А кто-то не может ни минуты жить рядом с такой искренностью и любовью. И летит над Тифлисом исступленный крик милиционера Володи Джабуа («Тифлис»): «Мне столько любви не надо!» Да что уж там, о какой «настроенности» на судьбу другого можно говорить, как можно понять другого человека, как говорить ему что-то о себе (да не просто «что-то», а самое главное, сокровенное, то, о чем даже захочешь сказать — слов не подберешь), если «человек часто держится на расстоянии даже от самого себя» («Киракос»).

Литература последних лет не однажды и с разных точек зрения пыталась осмыслить эту проблему. Что далеко за примерами ходить — литературы, так сказать, соседние, «родственные», кавказские — азербайджанская и грузинская — все с большей заостренностью и требовательностью ставят ее перед читателем. Преуспевающий архитектор Фуад (повесть Анара «Цейтнот») педантично расписывает по часам и минутам каждый свой день. И среди множества суетных дел, забот, встреч, слов и мыслей забывает ироничное пожелание себе, появляющееся тем не менее на каждом новом листке календаря: «встреча с самим собой!» Так же не способен сохранить цельность своего внутреннего мира в этой засасывающей повседневности и литератор Гига, герой повести Т. Чиладзе «Дворец Посейдона». Рустам Ибрагимбеков в своей повести «Структура момента» доводит эту ситуацию внутренней раздвоенности человека до абсурда; вынужденный однажды солгать, герой его долгие годы сочиняет для родных и знакомых свою жизнь — такую, какой они хотели бы для него. Если у Анара и Т. Чиладзе герои действительно добились многого, нашли (пусть хотя бы только с обывательской точки зрения) свое место в жизни, у героя Ибрагимбекова и это все — миф. Тем большее облегчение испытывает он, сумев перечеркнуть этот миф… «Вневременные», как иногда представляется, или отдаленные от нас временем герои Агаси Айвазяна, оказывается, выясняют для себя те же проблемы, которыми мы живем сегодня…