Агаси Айвазян - Треугольник

Была осень… Чихли полюбила. К ней стал приходить ловкий проворный пес с маленькими глазами. А как-то раз он проник в их дом и остался под кроватью хозяина.

Увидели, разозлились. Проворный пес удрал, а Чихли в эту ночь сильно избили и выгнали на улицу. На улице под дождем избитая, съежившаяся от холода собака, прерывисто лая, стала раздумывать о верности и засомневалась вдруг в своем убеждении. Что такое верность?.. Неужто это единственный закон жизни или есть еще что-то другое?.. Чихли думала, думала и, устав от своих мыслей, снова смягчилась, подобрела, стала бродить вокруг дома. Ее впустили, и Чихли согрелась на шкуре в коридоре, согрелось ее тело, каждая клетка, каждый сосуд в отдельности; тепло разлилось по всему телу, части тела словно отделились друг от друга, и тело ее как-то очень противно размякло, расслабилось… И какое-то собачье наслаждение по-собачьи вошло в каждую ее клетку, и она снова стала думать о доброте хозяина, и ей стало стыдно за то, что она хотела отступиться от верности. Однако что-то, независимо от ее сознания, изменилось в ней. Ее пинали ногами, били в морду, в голову, в живот и спину… И в это же время Чихли снова размышляла о верности, оценивала все поступки и удивлялась нелепости мира.

Чихли уже от многого отказалась, со многим смирилась, сломалась… Она была уже научена опытом и печально улыбалась, но избитая, печально улыбаясь, наученная опытом, она тут же угадывала желания других, тотчас же забывая о своих собственных, и выполняла желания других, какими бы ничтожными и мелочными нм были они и какими бы важными и серьезными — ее собственные…

Настало время, и Чихли ощенилась. Она была счастлива и немного грустна и тихо радовалась своему счастью. Она хлопала глазами, зевала и смотрела на своих детенышей. И вдруг потемнело небо над ее головой: как-то утром взяли ее щенят и увели… Всполошилась Чихли, потеряла голову, плакала, скулила, выла, просила хозяина, умоляла, объясняла, как могла, что они поступили неправильно, лизала ему ноги, но ноги пинали ее, и хозяин отряхивал брюки…

Чихли как будто подменили, она тут же решила — никакой верности, никакой нежности, надо быть другой, она наконец поняла, нашла ответ на все свои сомнения. И Чихли стала лаять на всех, она бродила по улицам, металась по тротуарам, рычала, пугала, скалила зубы… Под конец она разодрала брюки двум-трем прохожим и укусила одного за ногу… Чихли так избили, что она еле унесла ноги и осталась на всю жизнь хромой. Ковыляя и повизгивая от боли, она убежала в ущелье, поднялась наверх и спряталась в тутовнике. В ее глазах теперь вечно стояла слеза, и, прихрамывая, она осторожно ступала по краю ущелья, глядела вниз — на маленькие фигуры людей и не решалась спуститься. Она ложилась, клала голову на лапу и думала. «Ничего не получается, ни так, ни этак, людям не нужны ни верность, ни зло… И она сама просто не нужна им».

Как-то раз какой-то голый мальчик вышел из воды и побежал наверх. Его тело было мокрым, блестело под солнцем. Мальчик чуточку мерз.

Сидя под тутовником, Чихли щурила под солнцем глаза и смотрела на купающихся и на поднимающегося мальчика.

Мальчик поднялся и стал приближаться к ней. Чихли съежилась. Мальчик поднялся еще выше.

Чихли видела, что мальчик не смотрит на нее, но почувствовала, как в глазах мальчика засверкала какая-то точка, направленная в ее сторону. Чихли медленно отползла назад. Мальчик уже был наверху, и, когда он подошел к дереву, Чихли поднялась и решила отойти под другое дерево…

И вдруг ей стало жалко мальчика: а может, он обидится на нее за то, что она удирает от него… «Нехорошо так упираться…» — подумала она и присела между двумя деревьями. Мальчик вскарабкался на дерево и стал есть туту. Он срывал ягодки, запихивал в рот и, улыбаясь, смотрел на Чихли, изредка бросая ей по одной ягодке. Чихли не обращала на него внимания, она слишком устала от таких игр: как наивны эти люди, придумали себе занятие… будто не знают, что собаки не едят туту…

Мальчик упорно бросал ей туту, и у Чихли где-то в уголке сердца шевельнулось что-то… Ей стало жалко мальчика. И Чихли стала открывать рот — просто так, чтобы не обидеть мальчика, ловила ягодку и незаметно роняла ее. Мальчик радовался, и Чихли была рада за него. Внизу, в ущелье, лежавшие на берегу ребята позвали его, и мальчик начал медленно спускаться с дерева. Спустился, встал под деревом. Живот у него раздулся, выпятился. Чихли улыбнулась ему. И мальчик улыбнулся ей. Улыбка мальчика доставила ей огромное удовольствие, от удовольствия она как-то вся обмякла. Она уткнулась мордой в землю. Мальчик, улыбаясь, подходил к ней, называя ее «Тузиком». Чихли попыталась завилять хвостом, но хвост отяжелел от бездействия, она подумала — мальчику кажется, что собаки не понимают, когда не знают их клички. Просто они не обращают внимания на такие пустяки…