Андрус Кивиряхк - Ноябрь, или Гуменщик

— В церкви можно людей повидать, — отвечал гуменщик. — И не думай, что у Иисуса никакой власти нет! В иных случаях церковное добро очень даже может пригодиться! Нет ничего лучше как прихваченной в церкви свечкой бесов гонять и от всякой нечисти отбиваться, если вдруг нападет. У меня, когда я в темноте во двор выхожу, завсегда за голенищем свечка есть.

Гуменщик наказал домовику не выстужать избу и отправился в церковь.

Возле церкви уже собралось порядком народу, но заходить еще никто не заходил, переговаривались, разглядывали, кто во что одет. Самой авантажной была, конечно, барская горничная Луйзе в черном платье, похищенном у старой баронессы, а также сиявшая под взглядами прихожан дочка Рейна Коростеля Лийна. Ведь и на ней было украденное из одежного сундука старухи новехонькое смертное платье, которое в глазах деревенских девок в затрапезе казалось ангельским облачением.

— Ну и расфуфырилась, смотреть тошно! — сказала одна бобылка своей дочке.

— Да ну, красиво же... — протянула дочка, пожирая глазами Лийну.

— Да какой с этой красоты навар! — огрызнулась бобылка. — Если уж посылать домовика в усадьбу, так за чем-то полезным — за зерном, за мясом, да хоть бы за деньгами, их завсегда можно зарыть где-нибудь, чтоб никто не нашел. А за какой-то одежей…

— Ну почему же, — не соглашалась дочка. — Иногда можно велеть домовику и платье принести или самой смотаться. Отец вон позавчерась наведывался в барскую кладовую — что ему стоило мне платье прихватить? Оно и весит-то всего ничего!

— Бесстыжая спесивая девка! — возмутилась старуха. — Отец приволок целый круг колбасы и полбарана! Как ему еще платье было взять?

— Через плечо бы кинул.

— Заткнись!

Тут разговоры смолкли, потому что к церкви приблизилось семейство Карела Собачника, в числе прочих и батрак Ян. Парень сильно отощал и с лица был все еще бледный.

— Ты глянь, какое у него лицо ясное! — крикнул Оскар-амбарщик, стоявший в кругу мужиков. — Это все от мыла. Теперь тебе, Ян, по гроб жизни не надо больше умываться!

Все засмеялись, а Ян зыркнул недобро в сторону амбарщика, но не сообразил, что ответить. Просто пожевал губами, а затем почтительно поздоровался с горничной Луйзе, в отношении которой он в тайниках души строил определенные планы.

Луйзе слегка кивнула ему, ей было неловко, что самый дурной в деревне батрак приветствует ее на глазах у людей, словно они невесть какие друзья. Вот и записной зубоскал Оскар-амбарщик заорал:

— Пусть он тебе ручку поцелует, у него язык намыленный, будет рука чистая!

И опять все захохотали, Луйзе покраснела и прошла в церковь. Началось богослужение.

Коростелева Лийна пришла в церковь одна, без отца. Никого это не удивило, все знали, что Рейн мужик своенравный, ненавидит господ, и поскольку священник водит знакомство с бароном и частенько бывает у него, то Рейн и пастора терпеть не может. В церковь он ходил в лучшем случае на Рождество, да и тогда, случалось, сморкался прямо посреди проповеди и всячески иначе выказывал свое неодобрение.

Но сегодня у Рейна была еще одна причина, почему он не пошел в церковь. Он решил обыскать хозяйство кильтера и забрать назад свою серебряную брошку.

Уже с утра пораньше он вышел из дому и караулил в зарослях, пока не удостоверился, что кильтер вместе со всей своей семьей отправился в церковь. Рейн проводил их недобрым взглядом, ворча:

— Езжайте, езжайте, жополизы барские! Чтоб вам ихним дерьмом подавиться!

Затем он развязал узелок, приготовленный еще со вчерашнего вечера. В узелке были глиняный горшочек и ложечка. Рейн взял горшочек, ложечкой набрал сероватой кашеобразной массы и сунул ее в рот.

Все произошло так быстро, что глаз не успевал за всем уследить, и осталось такое впечатление, будто Рейн Коростель просто испарился. На деле же он с немыслимой скоростью взвился в воздух, со свистом долетел до кильтеровой избы и прямо сквозь стену проник в кладовую.

В сущности ничего удивительного во всем этом не было, таким манером большинство крестьян отправлялись за добычей на барскую усадьбу, в пасторат или к соседям. Конечно, всегда можно послать домовика, но ведь эта глупая тварь принесет только то, что ей велено принести. А разве завсегда угадаешь? Скажем, велишь домовику разжиться говядиной, он и принесет, однако же оставит безо всякого внимания замечательный шмат сала, который лежит вот тут же, рядом! Все-таки вернее самому отправиться, оглядеться и принести то, на что глаз положишь.