Андрус Кивиряхк - Ноябрь, или Гуменщик

— Все равно! Все равно! Надо сейчас же предпринять что-то против Мозеля! Иначе он, собака, пойдет барину нажалуется, и тогда растянут на скамье, а то, глядишь, и веревку на шею накинут. Надо торопиться!

— И что же ты надумал сделать? — спросила знахарка. — Отравить пастора, что ли?

— Нет, зачем? Он же мой кормилец. Пусть себе живет, но давай сделаем его полоумным! Я вот принес немного его волос!

— Где ты их взял?

— Вырвал у него из головы! Подумал, раз он так страшно рассердился, миндальничать больше некогда. Подскочил к нему и схватил клок волос. Мозель закричал, упал наземь возле кафедры, а я — ноги в руки и сюда.

— Ну, тогда я не удивляюсь, что он готов тебя повесить, — сказала знахарка. — Кому понравится, чтоб ему волосы из головы выдирали? Ну-ка, давай их сюда, посмотрим, что можно сделать.

Знахарка взяла волосы пастора, помяла их в руке и бросила в ручной жернов. Затем принялась крутить его, будто решила размолоть волосы в муку.

Отть Яичко наблюдал за происходящим с большим удовольствием.

— Это должно помочь! — сказал он. — И-эх! Теперь он сойдет с ума. Позабудет все и, мало того, перестанет совать свой нос в мои дела. Будет сидеть в своей каморке и ковырять в носу. Я знаю, моему деду когда-то тоже устроили такую штуку — размололи его волосы. Старик совсем сбрендил, даже разговаривать перестал, только лаял трижды в день и, когда ему давали похлебку, лизал руки.

— И кто же это так осерчал на твоего деда? — спросила знахарка со вздохом: жернов был тяжелый.

— Бабка. Да она на него зла не держала, просто дед был охотник по кабакам шляться, а домой вернется — дрался. Бабке это надоело, ну и сделала деда дурачком. После этого он уж никуда не ходил, только работал по дому, высунув язык.

— Почему высунув язык?

— Потому что он сдурел! Разучился рот закрывать, вот язык и болтался.

Отть Яичко чувствовал себя уже вполне хорошо. Он совсем успокоился, разлегся на знахаркиной кровати и достал из кармана штанов бутылку. Отпив, утерся и зевнул, совсем как кот.

— Пойду домой, отосплюсь, а то всю ночь на ногах, гуляли, — пояснил он. — Ты больше не мели, иначе Мозель совсем тронется, запрут еще в какой-нибудь сумасшедший дом, а сюда пришлют нового пастора, начинай тогда все с начала.

Он поблагодарил знахарку и ушел.

Знахарка решила было еще немного понежиться в постели, но тут опять кто-то постучал в дверь. На этот раз в избу зашел батрак Ян, тощий как жердь и весь скрюченный от холода и пережитых страданий.

— Здравствуй, госпожа знахарка! — вежливо поздоровался он и попытался улыбнуться, хотя, по правде сказать, испытывал ужасный страх. Про знахарку в деревне рассказывали порой чудовищные вещи, поговаривали, будто она варит в своем котле змей и человечьи головы, вот Ян и глянул исподтишка в сторону котла — не видать ли там чего такого. Уж не сунут ли и его голову вариться? Он не решился пройти в избу, переминался возле двери с ноги на ногу, как муравей.

— Так чего тебе? — спросила знахарка, уставшая от посетителей. — Выкладывай, у меня дел полно.

— Мм... — промычал батрак. — Я слыхал... Это самое... может, у вас есть, кто знает...

Тут он запутался и какое-то время просто жевал губами.

— Так что у меня есть? — спросила знахарка, рассердившись. — Что ты слыхал? Говори, не мычи!

— Приворотное зелье! — вымолвил Ян, сделав просительное лицо. — Такое зелье, чтоб девушка полюбила. Может, есть?

Знахарка фыркнула.

— Ты смотри, что его заботит! — пробормотала она. Приворотное зелье! Такого у меня нету, но могу тебе дать совет. Это зелье надо тебе самому приготовить. Возьмешь под мышкой волос и поту, смешаешь со своим дерьмом — и готово. Потом скорми это кому надо, она и влюбится в тебя.

Батрак очень обрадовался.

— Ах, это такие пустяки! И дешево! Ничего не стоит! Я боялся, что надо бог весть какие дорогие диковины достать. А пот и дерьмо — этого у меня полно! Совсем дармовые!

— Вот и славно! — бросила знахарка. — Чего же ты еще ждешь, беги домой, смешивай!

И батрак Ян поспешил домой, довольный, что удалось целым и невредимым остаться в таком опасном месте.

Теперь у знахарки появилась наконец возможность снова прилечь, но время уже вышло, да и сон пропал со всеми этими перипетиями. Она принялась чинить сломанную Оттем дверь, когда снова раздался стук.

— Ну, кто там еще? — фыркнула она и резким движением распахнула дверь. За дверью стоял гуменщик.

— Ты? — удивилась знахарка. — Ишь ты... Ну, как дети?