— Знаю. Я уж там был, — смущенно выслушал его Сашо и вдруг без всякого перехода заговорил: — Слушай, Душко, я хочу спросить у тебя о заседании комитета в прошлую пятницу.
Душан оторопело уставился на Сашо.
— Что именно?
— Хочу знать, правда ли, что Доне был против моего вступления в отряд.
Сашо с волнением ждал ответа. Если Душан скажет «да», у него на всю жизнь останется горечь. И перед товарищами будет совестно.
А Душан сказал:
— Ты же знаешь, заседание было закрытым.
— Знаю. Но это я должен знать. Мне будет больно, если подтвердится.
— Я не имею права говорить, Сашо.
— Да или нет? — чуть не со слезами допытывался Сашо и, схватив Душана за руку, заглядывал ему в глаза. — Да или нет?
Душан покачал головой.
— Нет, ничего подобного он не говорил!
Сашо выпустил его руку и просветлел.
— Мы слегка поссорились, наговорили друг другу кучу глупостей, и он мне сказал, что на комитете выступал против меня. Наверное, сгоряча сказал.
Душан кивнул. К чему открывать ему правду? Что она даст? Выхваченная из разговора и сведенная к односложному ответу, она лишь укрепит Сашо во мнении, что брат его пекся только о нем. А это уж никак не похоже на правду. И потому он с легким сердцем может ее утаить. Кажется, Чернышевский где-то сказал о двух обманах — настоящем и утешающем. Душан улыбнулся и вдруг обнаружил, что солнце уже спряталось за горами, лишь последние лучи его трепетали на желтом небосклоне, который постепенно менялся, принимая багряный оттенок. Значит, завтра будет погожий день!
Слободан Апостолоский удивленно смотрел в окно — он и не заметил, как солнце опустилось за горы. Небо у горизонта было сначала желтым, точно лимон. А теперь прямо на глазах желтый цвет переходил в мягкие красноватые тона, которые все густели, и вот уже низкое, нависшее над селом небо полыхает пожаром. «Это день догорает», — думал Боби, держа в руках тетрадь, в которой старался зафиксировать каждую минуту этих двух суток. Полтетради было занято задачами по планиметрии. Чистой тетрадки не нашлось, а он с детства привык вести дневник. Чернильным карандашом он вывел:
«16 июля 1943 г., суббота,
с. Селица, после полудня.
Теперь я партизан, боец Второго тетовского партизанского отряда, и от этого я чувствую себя бесконечно счастливым. Несколько дней назад прошел слух, что гимназистов не будут брать в отряд, и я не на шутку испугался. Мы, видите ли, еще не доросли. Я вполне допускал это, хотя в глубине души считал такое решение несправедливым, ибо уже семь месяцев состою в СКОЮ. Кроме того, я окончил шесть классов [89] Шесть классов гимназии. В гимназию поступали после окончания начальной четырехлетней школы.
и, стало быть, уже не маленький и могу быть партизаном. Слухи не подтвердились, и вот я в Селице, где остановился наш отряд. Вначале нас было десять, а на Шаре к нам примкнул, разумеется добровольно, албанский паренек, Ризван. Так что теперь нас одиннадцать. Дня через два будем в Дебарцах, где вольемся в бригаду, и вместе с ней пойдем к южной границе. Миле Папароский не явился на место сбора. Коммунист, а струсил. Все остальные пришли позавчера, в четверг, в полночь, на Кале, где формировался наш отряд. Его поступок мы осудили, ведь настоящие коммунисты проверяются делом. То же сказал и присутствовавший при формировании отряда секретарь тетовской партийной организации товарищ Борко Чомческий. По правде говоря, этот Миле никогда мне не нравился: задавака. Не уйти ему от справедливой, заслуженной кары.
Я написал: нас одиннадцать человек. Командир — Иван Йовановский — Ус, подмастерье портного. Ему 21 год, а уже старый коммунист. Это он рекомендовал меня в СКОЮ — ведь мы живем в Тетове в одном районе. Он серьезный и строгий, и я рад, что он наш командир. Правда, его назначение явилось для вас неожиданностью. Все думали, что командиром будет Душан Ункоский, сапожник, член местного комитета. Мне кажется, он и сам этого ждал, хотя, как видно, отнюдь не в обиде за то, что руководство доверили Усу. Товарищи поговаривают, что на расширенном заседании местного комитета вышел спор и будто Душан занял там не совсем правильную позицию и потому-де его и не назначили командиром. Впрочем, слухи ходят самые разные. Одни говорят, что Душко по прибытии в бригаду предстанет перед трибуналом и что у Муфа есть на этот счет решение местного комитета, которое он должен доставить в штаб бригады; другие, наоборот, утверждают, что Душана назначат заместителем комиссара всей военной зоны Западной Македонии. Поди знай, кому верить. Я люблю Душана и буду рад, если его назначат заместителем комиссара, но, если члены комитета считают, что его следует наказать, так тому и быть. Я за железную дисциплину. Комиссар отряда — Благоя Донческий-Муф. Ему тоже 21 год. Он студент, настоящий товарищ, он строг и требователен к себе и к другим. У него хорошая библиотека, и я брал у него книги, когда он на каникулы приезжал из Белграда. Его я тоже люблю и уважаю, но больше всех люблю Добре Галевскую и Живко Тевдоского. Они только получили аттестат зрелости. Все знают об их любви. Это прекрасно, никто из нас не чужд любви, только всему свое время. Они это понимают и терпеливо ждут, когда смогут пожениться. Я думаю, Добре записалась в отряд ради Живко, хотя она тоже член СКОЮ. Возможно, я ошибаюсь. В отряде есть еще один выпускник гимназии, Александр, Сашо Донческий, наш связной, спокойный, молчаливый парень, член СКОЮ и мой хороший, пожалуй, даже лучший друг здесь. Его брат Доне самый старший среди нас. Ему двадцать два. Работал в мануфактурной лавке. Такой же тихий и молчаливый. Женат. Аризан Нестороский тоже женат. Аризан из села Фалише, это недалеко от Тетова. У него уж и сын есть. Он член партии и, как мне кажется, самый добрый. Мы иногда подтруниваем над ним, а он только улыбается. Срмен Чадловский из села Жилче тоже коммунист. Очень симпатичный человек, чуткий товарищ. С ним и с Аризаном я познакомился позавчера на Кале, и они мне сразу понравились. И наконец, Ризван (фамилии его не знаю) — пастух из села Подгорье на Шаре. Он чуть старше меня и намного крупнее. Приятный парень. Решил прийти к нам и пришел. Некоторые ему не доверяют, но я считаю, из него выйдет хороший боец.
Читать дальше