Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

От холода Илко заболел снова. Вернулась старая лихорадка. Его трясло, знобило, он пылал огнем. И все время бредил, беседуя с умершими:

— Прийти к тебе? Хорошо, приду… Не хочешь? Не надо.

Кала кладет отцу холодный компресс на лоб.

— С кем ты разговариваешь, отец?

— С твоей матерью.

— С мамой?! — Кала вздрогнула. — Ты что, ее видишь?

— Вижу.

— А что она говорит?

— Зовет меня к себе… У нее теперь хороший дом… Вот погляди — это ключ от него.

Илко разжал ладонь, и Кала, оцепенев от ужаса, увидела ключ.

— Боже мой! — заплакала она.

Богуле тоже смотрит на ключ и пытается вспомнить, где он видел его раньше. Илко сжимает ладонь…

В четверг приехал доктор Татули, дал лекарство. Через пару дней больной попросил внука принести зеркало, поглядел на себя и усмехнулся:

— Рано мне помирать!

Богуле спросил:

— Дедушка, ты видел рай, да?

— Какой там рай, — ответил Илко. — Эту штуковину бог придумал, чтобы нас шантажировать.

— И почему архангел Михаил отпустил твою душу? — со злостью бросила невестка.

Илко втянул голову в плечи, побледнел:

— Не надейся, невестушка! У меня с ним приятельские отношения. Мы подружились, когда я в обнимку с дамой лежал под его иконой… Было это на острове Крит.

— Вот сатана. — И невестка вышла из комнаты.

…На острове Крит Илко очутился в годы первой мировой войны. Он плыл пароходом из Франции в Стамбул, но корабль угодил в шторм, повредился и пришвартовался на Крите.

Пока шел ремонт судна, Илко целыми днями гулял по острову. В деревнях остались только женщины. Мужчины воевали на Салоникском фронте. Илко зачастил в гости к одной солдатке. С нею он и нежился в постели под иконой Михаила-архангела. Казалось, святой взирает на парочку с блаженной улыбкой. После любовного свидания подружка Илко крестилась, целовала лик Михаила-архангела, просила отпустить ей грех и радостная выбегала на веранду, хихикая на разные лады от удовольствия: хи-хи-хи… хо-хо-хо… Заслышав это, соседи переглядывались: «Опять наша курица кудахчет, видно, снесла яичко».

Посещал Илко и другую островитянку. Метиска — гречанка по отцу, арабка по матери, — была она красива, стройна, с медно-оливковым цветом лица, большими черными глазами, длинными изогнутыми бровями. Ее облик чем-то напоминал изображения древних египтянок, жен фараонов. Она и держала себя с достоинством. Бывало, сядет в коляску, которую толкала перед собой служанка (одна нога у красавицы была деревянная), высоко поднимет голову с пышными волосами, похожими на конскую гриву, и гордо смотрит только вперед. Гуляла ли она по саду или восседала в коляске, словно на троне, палка в ее руках, украшенная блестящими камнями, инкрустированная серебряными узорами, казалась царским жезлом.

Прекрасная метиска расспрашивала Илко о его жизни, откуда он родом, как оказался на Крите, куда держит путь. Илко рассказывал, а собеседница слушала с интересом и цокала языком, удивляясь: «Цу-цу-цу».

И у нее в комнате висела икона Михаила-архангела. Ложась в постель, она всегда тушила свет, чтобы святой не смотрел на плотские утехи и чтобы Илко не видел ее деревянную ногу. Красотка повторяла:

«Полюбила я тебя. Без тебя не могу».

Как-то даже предложила: давай обвенчаемся.

«Не могу, — отклонил эту честь Илко. — У меня есть жена, дети. Да к тому же не могу я усидеть на одном месте. Натура такая».

Лицо подруги исказилось недовольной гримасой.

«Варвар!» — крикнула она и заплакала.

Хотите — верьте, хотите — нет, только и у третьей дамы, благосклонностью которой пользовался проворный житель Дувалеца, была икона архангела Михаила. Илко было странно встречать в каждом доме пристальный взгляд этого святого, однако ему объяснили, что с именем святого в селе связан престольный праздник: архангел Михаил — покровитель и защитник здешних островитян.

Покидая остров, Илко купил себе иконку архангела на память и с благодарным чувством…

Приехав в очередной четверг, доктор Татули осмотрел Илко и дал ему новое средство против лихорадки.

Вскоре больной поправился, хотя почти до самой весны не выходил из дому. У него бывали дни хорошие и плохие, когда мучил ревматизм, наваливалась тоска. Тогда он особенно старался избегать встреч с невесткой. Сидел, запершись, в своей комнате и стежок за стежком вышивал гобелен. Если заходил кто-нибудь, Илко прятал рукоделие.

Как-то мать спросила Богуле:

— Ты не знаешь, что вышивает дед?

— Кажется, портрет бога.