Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

Во сне толстуха громко храпела, сопела и урчала, совсем как вулкан накануне извержения.

Дукле просыпался и переворачивал супругу на бок, чтобы унять храп.

Ходила Кала вперевалку, а шаги ее по полу отдавались в ушах, как стук мельницы.

Развитию тучности способствовал не только непомерный аппетит, но и спокойное равнодушие ко всему на свете. Ничто не нарушало этого безразличного покоя. Как-то Дукле сказал:

— Лошадь не пришла с пастбища. Что-то, видно, случилось.

— Это ее забота, — ответила супруга.

Когда лошадь все-таки приковыляла со сломанной ногой, Дукле сокрушался:

— Охромел конек, не может идти.

В ответ услышал:

— Значит, на то божья воля!

Когда несчастное животное погибло, хозяин горевал:

— Как нам теперь быть! Остались без лошади!

— Судьба, — было сказано ему.

Водил Дукле Калу и к врачам, и к знахарям, ворожеям, посылал в санатории, только ничего не помогало. Пациентке советовали придерживаться диеты, пить лекарства, травы для похудания, двигаться, работать физически. Все тщетно. Дукле ставил жену на весы и вздыхал, глядя на стрелку: опять прибавила.

— Не ее надо взвешивать, — усмехались люди, — а ее обеды да ужины!

Кожа толстухи, туго натянутая, как на барабане, вызывала у нее неприятные ощущения — часто начинался зуд, потому Кала без конца почесывалась. Не могла дотянуться сама — приходил на помощь Дукле. Сначала по телу бегали приятные мурашки, потом появлялась краснота, которую муж смазывал ракией и камфарой.

Кала стала толстеть еще в детстве. Мать кормила ее грудью неслыханно долго — целых семь лет. Когда родился Мил, мать сделала попытку оторвать от груди годовалую дочь: мазала соски пахучей травой — не помогало, натирала горьким перцем — Кала все выдерживала и вместе с братиком требовала своей порции материнского молока. Мать, сжалившись, смирилась. Милу пришла пора переходить на другую пищу, попробовали перевести на нее и Калу, но не тут-то было. Девочке минуло два года, и все решили: ну уж теперь-то тянуть нельзя; однако снова не удалось отвадить дитя от младенческого занятия. Не удалось и через год, и через три. Только на седьмом годочке, когда толстушка пошла в школу и одноклассники начали ее дразнить, она бросила приставать к матери, зато проснулся двойной аппетит. Кала поглощала пищу с алчностью и, конечно, раздувалась, как на дрожжах. Стала невестой, а парни сторонились ее. Никому не приходило в голову взять такую тушу в жены. Один только Дукле околачивался возле нее, провожал взглядом, когда она шла по селу, плелся следом, не отводя глаз. Он приценивался, как покупатель, приглядевший себе корову. Когда Дукле смотрел на девушку издалека, она казалась ему красивой, складной и даже средней комплекции, а когда видел вблизи, то впечатление менялось. И он колебался, раздумывал и не мог прийти ни к какому выводу.

Порой он заходил к ней домой, и опять одно впечатление сменялось другим, что-то привлекало, тянуло, а что-то отталкивало и пугало.

Душа раздваивалась в колебаниях и сомнениях.

Глядя на этого нерешительного ухажера, жена Мила как-то сказала ему: «Решайся! Правда, невеста толстовата, но родит — похудеет. Со всеми женщинами так бывает».

И Дукле решился — сыграли свадьбу.

Прошло несколько лет, а в семействе не было прибавления. Муж водил супругу по врачам и знахаркам. Время шло, не принося желанного. Кала все раздувалась. Дукле понял, что женитьба была ошибкой, ожидания обмануты, и решил покинуть супругу. Но, уже совсем решившись, отступал — то ли вновь появлялась надежда на младенца, то ли жалостливое сердце не соглашалось с доводами разума. И так тянулись годы, а Кала только толстела и не переставала лопать.

Когда Дукле окончательно решил расстаться с ней, она положила ладонь на живот и радостно призналась: «Я беременна».

Дукле ликовал. Каждый день трогал ее живот, словно проверяя, насколько он вырос. И живот несколько месяцев делался все более выпуклым, а потом все как бы прервалось. Страдала Кала, страдал Дукле и думал: наверное, беременность жены была ложной, вводила в заблуждение ее полнота. Позвали старуху Венду — сельскую повитуху. Она осмотрела пациентку, обнаружила характерные признаки: набухшие соски, окольцованные темными кругами; изменившийся голос, который приобрел более низкий тембр; вздувшиеся вены на ногах, побледневшее лицо, отвращение к еде, тошноту, подавленность — и заключила:

— Она беременная. Надо ждать прибавления семейства.