Милорад Павич - Современная югославская повесть. 80-е годы

Аккумулированную физическую силу надо расходовать хотя бы, черт возьми, на перестановку мебели в собственной квартире!

Тот не познал истинную страсть, не ощутил, что значит быть подлинным хозяином собственного жизненного пространства, кто ближе к полуночи, вспотевший и задыхающийся, легко и горделиво ступая в спортивных трусах, с рулеткой в руке не отправлялся в такой благотворный поход, кто, переставляя мебель, не ощутил радости искателя приключений. А сегодня, в это хворое время в этом старом, вдоль и поперек изборожденном мире человек — по правде говоря, большая часть человечества — способен почувствовать хоть малую свою власть только в собственных четырех стенах. А он теперь этого лишен. Этой жалкой человеческой радости лишен он, кто никогда не стремился ни к какой власти. Сколько себя помнит, всегда довольствовался немногим, а теперь вот остается и вовсе ни с чем.

Ничего не изменилось? С формальной точки зрения, может, нет — он по-прежнему владелец (на то есть документ), но что толку, если теперь, пожелав что-то изменить в собственной квартире, ради каждой мелочи придется звать рабочих. Да и где их найдешь? Как будто в наше время так просто найти рабочую силу (Ева говорит — теперь все господа!), а если кто согласится, все одно не легче. Не ждать же помощи по два-три дня, если она нужна срочно, сию минуту, именно в тот момент, когда пробуждается желание заняться любимым делом — а находит это на него в полночь. Шепни кому-нибудь, что ему нужна физическая помощь в двенадцать ночи, — объявят сексуальным маньяком, чудовищем, кровожадным вампиром… Будут стороной обходить этаж, дом, даже район, где он живет. Положим, найдутся такие, кто в полночь (может, по специальным расценкам?) согласятся предоставить к его услугам свою мускулатуру, только это будет совсем не то. Это вам не коллективный труд. Хотя на первый взгляд все очень просто (подвинуть влево буфет, а вправо — диван, вот и вся премудрость!), речь идет о творческом акте, возможном лишь при условии обособленности и уединении творца. В конце концов, перестановка мебели в квартире — это не только физическая, но и психическая нагрузка: эстетика плюс вспотевшие подмышки.

А теперь, думает он, смирившись с судьбой, с этим покончено. И последнюю игрушку у него отняли. Как корова языком слизнула! Однако новая мысль помогает ему избавиться от подавленного настроения, и лицо его озаряет блаженная улыбка: черт с ним, со всем, зато у меня всего лишь грыжа, а не рак! Следующий, прошу…

Это «следующий, прошу» он, похоже, произнес вслух и громко: соседка, старая Дрндичка, — в лифте они вдвоем, — повернувшись всем своим коренастым телом, испуганно на него уставилась.

Стоило ему подумать, что вот сейчас Ева, наверное, наблюдает с пятнадцатого этажа, как он отпирает машину, она в самом деле оказывалась на балконе и смотрела на него. Как только он вставлял ключик в замок, в его голове автоматически, каким-то таинственным образом возникала мысль о Еве, стоящей там, высоко над ним. Он держал ключ, не поворачивая, в замке, а сам думал: видит ли Ева одну лишь его лысину («Доктор Гале рекомендует вам „Галин“» [51] Реклама средства против облысения. ) или обзор получше — и она видит, скажем, его плечи, руки, живот? И, как правило, приходил к убеждению, что Еве видна только лысина. Виной тому кинотеатр «Загреб».

В этом кинотеатре, вернее, в его фойе, а еще точнее — в зеркальном потолке фойе кинотеатра «Загреб», все пять минут перед началом сеанса он среди других голов неизменно отыскивал свою розовую, правильной формы плешь, на которой с каждым разом оставалось все меньше светлых волос. Это зрелище в зеркальном потолке всегда заново впечатляло его, и он всякий раз уносил его с собой, чтобы потом, когда представлялся случай, вспомнить. Как, скажем, сейчас, когда он знает, что Ева рассматривает его с высоты пятнадцатого этажа. И почему ни разу не пришло ему в голову спросить Еву прямо, каким он ей видится с той высоты?

Пока я наверху, делает он вывод, я и думать не думаю, как выгляжу, когда я внизу!

Уверен он лишь в одном: отсюда, снизу, Ева ему кажется телевизионной антенной! Вернее, той новой модели антенной, которую мы все чаще видим на балконах и окнах (он слышал, они самые надежные и дают самое четкое изображение), — круглой, сетчатой, с длинными щупальцами. Щупальца — это Евины руки (обычно они машут ему сверху, подают сигналы, делают знаки), а сетка покрывает Евины уложенные волосы. Круг антенны, то есть саму Еву, и не надо особо воображать, поскольку Ева пухлая, дальше некуда, иначе бы она была просто толстой, а толстуха — это старая Дрндичка.