Владимир Козлов - Lithium

Из своего кабинета я набрала номер Кеши.

– У меня от вас секретов нет, все по-честному, – сказал он. – Инга свое отработала. Или почти отработала. Ее уже даже на курортный «чес» брать не хотят. Или предлагают за концерт пятьсот баксов. Хотя еще недавно платили полторы-две «штуки». У меня уже нету ни сил, ни времени ей заниматься. Буду делать новый проект – герл-бэнд, как говорят. Вроде New Kids of the Block, только девки. Одна закапризничала – тут же заменил. Только к вам я уже не пойду, вы для меня мелковаты. Мне нужен лейбак покрупнее сейчас.

– А как же ее собственные деньги, которые ты, как бы, вложил в раскрутку? Деньги от продажи кольца?

– Это она тебе рассказала? Она много чего может рассказать. Только не факт, что это правда.

– Ну, про кольцо же наверняка знает ее мать, и ее бабушка…

– Бабушка умерла. А мать… Хотел бы я посмотреть на ее реакцию, когда она узнает, что кольца нет. А вообще, может, было кольцо, может, не было. Может, она его продала. Сейчас уже никто ничего не докажет.

Влад складывал вещи в рюкзак: несколько книг, пакет с одеждой, два блокнота с потертыми обложками, гитарную «примочку». Он взял гитару, засунул в чехол, застегнул молнию. Скрутил провод «комбика».

Вышел из комнаты, заглянул на кухню. Оля курила у окна.

– Все, я собрался, – сказал Влад.

Оля и Влад вышли из метро, пошли к Ленинградскому вокзалу.

На парапете сидели компании бомжей. Дети-попрошайки приставали к прохожим.

Оля кивнула на кафе с пластмассовыми стульями и столами.

– Помнишь, как мы там сидели? Уже почти прошел год…

На перроне Оля и Влад молча обнялись. Влад вытащил из кармана джинсов билет, протянул пожилой проводнице. Она глянула на билет через очки, вернула Владу. Влад поднялся по ступенькам, зашел в вагон.

Оля провела указательным пальцем по щеке, размазала слезу.

Подходя к офису, я поняла, что что-то случилось. У здания стояли две милицейские машины, скорая. Я зашла внутрь, поднялась на второй этаж. Мент загородил мне дорогу. Я сказала, что работаю в «Ракете Рекордз», показала визитку. Он сказал подождать, отошел, вернулся со следователем – мужиком под сорок, в длинной турецкой кожаной куртке. Следователь сказал, что убит Антон, и чтобы я подождала в коридоре, а потом он меня допросит.

Потом я долго сидела на подоконнике в конце коридора и курила одну сигарету за другой. Думала о том, что на самом деле совсем не знала Антона, хотя мы и соприкасались по работе почти каждый день.

Два мента и мужик в гражданской одежде поднялись по лестнице, зашли в офис. Когда они открывали дверь, были слышны голоса, в том числе, Катин.

Дверь офиса снова открылась. Два медика пронесли на носилках тело, накрытое белой простыней. На простыне пропечаталась кровь.

Следователь вышел ко мне. Мы сели в переговорной. Он задал анкетные вопросы, попросил показать паспорт.

– Регистрации нет? – спросил он.

– Нет.

– Меня это, в принципе, не касается. – Он махнул рукой. – Когда вы в последний раз видели Кузьмина?

– Вчера.

– Во сколько?

– Около восьми вечера. Я зашла к нему в кабинет по делам, потом уехала домой.

– У вас были какие-нибудь отношения? Кроме как по работе?

– В смысле?

– Ну, мало ли.

– Нет. Никаких отношений. Только по работе.

– Ясно. А что-нибудь подозрительное вы заметили в последние дни? Каких-нибудь странных людей?

Я задумалась. В офисе постоянно бывали странные люди – курьеры, торговые агенты. Иногда забредали городские сумасшедшие.

– Нет.

Следователи и менты уехали только к двум часам. Дверь кабинета Антона была заклеена бумажкой с печатью.

Я сидела на диване у ресепшн. Женя сходил в свой кабинет, принес начатую бутылку коньяка Martel и рюмки. Он налил себе, мне и Кате.

Мы выпили, не чокаясь.

– Он вошел, спросил, где кабинет Антона. – Катя посмотрела на Женю, потом на меня. – Я сказала, что третий по коридору направо. Не надо было, да? Он вышел, а потом я услышала выстрелы. Семь выстрелов. – Катя заплакала, растерла слезы по щекам.

– Ты точно запомнила, что семь? – спросил Женя.

– Да, точно. Не знаю, почему. – Катя продолжала всхлипывать. – А его я совсем не запомнила. Обычный молодой мужчина. Лет тридцать. Или, может, двадцать восемь. В черной куртке.

– То есть, он был без всякой маски?