— Ключ не поворачивается.
— Давай, я попробую.
— Почему ты говоришь шепотом?
Дверь открылась. Мы вошли в темноту.
Мне было бы легко обнять ее здесь, на пороге, где нас окружала неизвестность. Я споткнулся. «Тсс..», — услышал я шепот Эстер и смешался еще больше. Прошел дальше. Затем почувствовал ее. Мы задержали дыхание. Я посмотрел через ее плечо на тусклый квадрат окна, который уже стал видимым, так как глаза привыкли к темноте. Опустил руку на ее лицо. Незнакомый пейзаж, живые горы и долины, влажность глаз. Коснулся губами ее губ. Они были шершавыми, не ответили мне, и я был рад, что не ответили. Затем моя смелость пропала. Я отступил. Зажегся свет.
Я сел на диван и стал перелистывать журналы. «Когда он кончил, раздались громкие аплодисменты. Может, не такие громкие, как в начале. Вахтанг не поклонился, не улыбнулся, лицо его было белым, как бумага. И прежде чем дамы в вечерних туалетах успели схватить цветы и устремиться на сцену, он исчез». Эстер беспокойно ходила по комнате. В этой комнате мы не обменялись еще ни одним словом. Комната была уютной. Письменный стол, диванный столик, телевизор, радио. Я бы все равно не смог ничего сказать. Да моих слов и не требовалось. Я оказался здесь случайно. Любой на моем месте был бы сейчас необходим Эстер. Главное, чтобы он дышал и говорил. Неважно, какое у него лицо, неважно, какие мысли в голове. Около дома остановилась машина. Я притворился, что ничего не слышу. В комнате стояла мертвая тишина. Минута, вторая, третья, четвертая, пятая…
Ничего.
— Я, пожалуй, сварю кофе, — сказала Эстер нерешительно.
— Спасибо, не стоит возиться.
— Да тут нет никакой возни. Ладно?
— Ну, если ты сама тоже хочешь…
Она пошла на кухню.
В это время зазвонил телефон.
Эстер остановилась.
Я сидел. Это меня не касалось.
Эстер взяла трубку.
Короче говоря, последовал разговор с официальным лицом. Слышимость была плохой, и Эстер попросила повторить. Хриплый голос известил, что вещи Велло найдены на берегу Эмайыги, в двадцати пяти километрах от города вверх по течению. Обещали тотчас же прислать машину. Эстер спросила еще что-то, но трубку уже положили на рычаг, и она услышала лишь знакомые далекие гудки. Ошеломленная, она смотрела на трубку, как будто это был какой-то незнакомый предмет. И только потом обернулась к Энну, который стоял с раскрытым журналом в руках.
— Ну что? — спросил Энн.
И сделал шаг вперед. А Эстер отвернулась и сказала совсем тихо:
— Его вещи нашли у реки.
— Где? Когда?
(Как будто эти факты еще имели какое-то значение? Но мы уж таковы, что даже в подобных случаях ведем себя как специалисты, которым необходимы точные данные, чтобы составить себе ясную картину о деле, а затем поставить диагноз и назначить лечение. Даже в смерти мы специалисты, мы все. Мы очень любим своих ближних, не так ли? Но Эстер рассказала Энну все, что она узнала по телефону, и Энн принялся тщательно анализировать положение).
— Он умел плавать?
— Умел?
— Я хотел сказать — умеет?
— Нет.
— Совсем?
— Не знаю. Я знаю, что он один никогда не купался. Только с ребятами.
— А с тобой?
— Нет.
До меня наконец дошло, что я действительно не знаю, умеет он плавать или нет. Я как будто впервые узнала, что мы ни разу не ходили купаться вместе. «Я никогда не ходила с тобой купаться», — стучало в голове, я с трудом сдерживала слезы. Распахнула окно и увидела светлую и ясную Большую Медведицу, мерцавшую сквозь городское марево. Неужели в жизни все так просто? В кинофильмах перед этим обычно звучат грустные голоса скрипок, небо заволакивают тучи, женщины надевают траур, ветер гнет деревья. И все встают. Все встают. Начинает играть джаз. Женщины плачут. Мужчины помогают им надеть пальто. Пойдем на улицу, прочь отсюда, под небо, под небо, под небо…
— Эстер…
— Эстер, машина пришла.
— Эстер, машина на месте.
— Уже?
Я как будто очнулась. Где я была? Почему не слышала шума машины? Смотрю вниз. Под деревьями мелькает стоп-сигнал, я различаю лицо, оно смотрит вверх и словно ждет чего-то. Что тебе надо, лицо?
— Эстер Тарьюс?
— Да, да.
Я все еще видела это белое лицо и вокруг него орнамент из листвы. Меня охватило странное чувство, как будто мое тело на колесах и оно медленно отделяется от головы, отъезжает, а голова повисает над окном, как на веревке. Я схватилась за подоконник, чтобы мое туловище не уехало…
— Мы ждем, — сказало белое лицо.
Читать дальше