Мати Унт - Осенний бал

Подружек у Лауры на работе не было. В свободные вечера она смотрела телевизор. Телевидение ей ни в коей мере не надоедало. Она переживала за тех, кто страдал и боролся там за экраном. Победителями оказывались большей частью мужчины. Некоторые из них плохо обходились с женщинами, даже били их, но появлялись хорошие мужчины и наказывали плохих, били их ногами в живот или сбрасывали с крыши небоскреба. В настоящем искусстве побеждали плохие мужчины, в бульварном — хорошие. В этом заключалась разница между настоящим и бульварным искусством.

В этот вечер Лаура, уложив, как обычно, мальчика спать, смотрела фильм, где главным героем был молодой полицейский пуэрториканского происхождения, не поладивший со своим начальником. Начальник страшно зажимал юношу. Поначалу парень с этим смирился, но тут неожиданно похитили его сестру. Девушку держали где-то в темном гараже, где ей угрожали слюнявые юнцы. Молодой полицейский все-таки ушел со службы и в одиночку вступил в борьбу с гангстерами. За вполне терпимую сумму он подкупил одного гангстера и дал запереть себя в сейфе, ожидавшем транспорта. В сейфе он просидел долго и едва не задохнулся, но потом открыл сейф изнутри, оказавшись у гангстеров прямо на главной квартире. Через шахту он пробрался в сарай, где держали сестру. В зверской схватке он убил обоих сторожей и отвел сестру домой.

Лаура такие фильмы не любила, но автоматически смотрела их. Кончались они хорошо, как и было задумано. Гораздо с большим интересом Лаура ожидала один новый многосерийный фильм, который должен был начаться в ближайшие дни. Это был печальный фильм о любви под названием «Каннингем». В городе о нем уже было много разговоров. Говорили, что это не массовая культура, а искусство. Кто-то его даже назвал контркультурой. Этого фильма Лаура ждала с нетерпением.

Швейцар Тео тоже жил в Мустамяэ, и работа у него была в Мустамяэ. Ресторан был третьеразрядный, но хорошо посещаемый. Это был один из тех немногих старых домов, сохранившихся посреди новых, в свое время первая ласточка на загородном пустыре. Старое четырехэтажное здание в смешанном стиле, на первом этаже ресторан, на остальных трех отдельные квартиры. Нужно сразу сказать, что по утрам Тео не считал свою работу швейцара главной. Но все же помнил, что он швейцар. Кто я есть? — иногда утром спрашивал он себя, глядя на себя в зеркало. Куда меня завел мой жизненный путь? К какому общественному классу я все-таки принадлежу? Пытаясь определить свое место в современной социальной иерархии, Тео заходил в тупик. У него на столе лежал многотомный труд: L. Thorndike. A. History of Magic and Experimental Scince. New York, 1923–1958, но тут же валялись и колбасные шкурки, стояли грязные стаканы с остатками ликера, только что отсюда упорхнули пташки. Тут же стояли книги по теософии, но вот орган что-то опять перетрудился и лицо все в прыщах. Тео подумал, что он одновременно и интеллектуал и старый потаскун, а может, ни то ни другое. Он примочил одеколоном лоб и посмотрелся в зеркало, спрашивая себя: кто я есть? Вспомнил, как звали женщин, бывших здесь ночью: Аня и Валли. Ему вспомнилось, как все время в течение этого бардака он испытывал какое-то непонятное чувство безнадежности. Он торговался с женщинами из-за каких-то меховых шапок. Из-за меховых шапок! — подумал Тео. В то время, когда весь мир со мной в раздоре, я торгуюсь из-за меховых шапок. Как спекулянт, в то время как меня переполняет гнев против бога и общепринятых норм. Тео достал дневник и занес туда данные женщин, оставив логарифмические расчеты на другой раз. Аня, конечно, Венера, но скучная. Наверно, потому что из провинции или из Рапла. Осталось неспрошенным, живет она там, или на время приехала в Таллин (в столицу), или уже перебралась сюда. От записей настроение не поднялось. Тео понял, что этот день пропал до самого вечера, и сделал в дневнике соответствующее примечание.

Затем отложил дневник и взялся за свой научный труд, за свое тайное дитя, над которым работал уже три года, с того дня, когда ему стукнуло тридцать. Труд назывался «Мужчина и женщина». Сначала Тео колебался, не слишком ли претенциозно такое название, не слишком ли общее и избитое? Но, углубившись в работу, нашел, что в заглавии есть изящная простота и даже гражданское мужество, в котором общество так нуждается. Свою книгу он писал по утрам, но в последнее время дело начало смахивать на какую-то оргию. Все равно попадали сюда всякие мужчины и женщины. Пользовались тем, что Тео интересный человек, что у него отдельная квартира. Это нарушало работу, хотя и давало рабочий материал. Некоторые просчеты обнаружились только теперь. Ему удавалось работать только до часу. В два начиналась служба. По вечерам не до книги, на работе жизнь кипит, попробуй тут что-нибудь запиши, еще за стукача примут.