Мадлен Тьен - Не говори, что у нас ничего нет

Его распределили на баррикаду у моста Мусиди — так близко к дому, что это было все равно что собственный двор сторожить. Воробушек и еще с десяток соседей обосновались на крыше городского автобуса с пробитыми шинами. Вокруг наперебой звучали песни двадцатых и тридцатых, и местные жители, включая Лин, раздавали нугу, чай и выпечку. Всю ночь он следил за Лин внизу в толпе. Она раздавала экземпляры неофициального приложения к «Жэньминь жибао», подпольно напечатанного сотрудниками редакции. На прошлой неделе Воробушек почти ее не видел. Лин невозможно было застать дома, всю свою энергию она пустила на «живой» диспут на «Радио Пекина». Журналисты и редакторы, включая Лин, твердо встали на сторону студентов и, прежде чем выпустить в эфир репортаж, больше не дожидались официального одобрения. Та Лин, которую он впервые увидел в комнате Кая, востроглазая студентка-философ, всего лишь тянула время — и вот она появилась, словно бы никуда и не исчезала. Строго говоря, по всему Пекину люди, которые вроде бы решили всю жизнь носить по десять слоев масок, теперь вдруг разом сбрасывали их все. Они и держались по-другому — гордо, даже радостно, в цвету.

Борясь со сном, Воробушек понял, что вспоминает, как раскачивался на поворотах автобус в Ухань, куда они с Каем поехали на поиски товарища Стеклянный Глаз, когда румяная девушка заснула у Воробушка на коленях, пока он играл «С птичьего полета». Он тоже тогда был безупречно счастлив. Музыка словно всех отскребла дочиста. Быть может, послания студентов сделали что-то похожее: упрощенные идеи запустили целый поезд желаний. Лозунг на банданах и футболках «Свобода или смерть» привел к голодовке и политическому тупику и даровал и волю, и желание изменить свою жизнь.

На вторую ночь Воробушку велели принести медицинскую маску, полотенца и носовые платки, потому что армия, как ожидалось, должна была применить слезоточивый газ.

И все же, и все же… На следующее утро солдаты Народно-освободительной армии завели свои машины и потянулись прочь из квартала. Измотанные солдаты махали им на прощание, кто-то плакал, а кто-то смеялся. Яркие цепочки цветов заполняли оставляемые ими улицы.

В субботу Ай Мин прибежала домой, запыхавшись и ликуя. Она рассказала, что студенты вступили в переговоры с правительством и согласились полностью освободить площадь Тяньаньмэнь.

— Ивэнь возвращается. — Она обернулась к Воробушку и прибавила: — И не придется тебе больше сидеть на этом сломанном автобусе и изображать из себя бойца.

Воробушек коснулся щеки дочери, и ему стало почти больно от того, какая та была мягкая.

— Так ты сегодня дома ужинаешь, Ай Мин?

— И даже готовлю. И ты пожалеешь, что спросил!

Лин вышла за продуктами. Новостей о решении, принятом студентами, пока не передавали, но в переулках все, казалось, уже в курсе, что произошло. Улицы дышали надеждой, какой она не помнила с первых лет Республики, словно все годы между теми днями и этими были лишь галлюцинацией или кружным путем. По дороге домой она встретила у колонки отца Ивэнь. Ивэнь не появлялась дома с начала голодовки, но все же ужасно похудела не она, а ее отец, товарищ Чжу. Завидев Лин, он сказал:

— Ох уж эти дети! Кладешь на них жизнь, а они тебе сердце разбивают!

Лин вручила соседу изрядный, только что купленный кусок говядины. Тот вскинул обе руки, отказываясь.

— Возьмите, — сказала она. — Студенты решили сворачивать демонстрации. Можете теперь встречать Ивэнь.

Вода перелилась через край ведра, и Чжу закрутил вентиль.

— Понимаете как, — сказал он, принимая подарок и жестом зазывая ее к себе. — Мы всем пожертвовали, только чтобы Ивэнь получила хорошее образование. Она наш единственный ребенок. Когда Ивэнь приняли в педагогический, я сидел с извещением в руке и плакал. Впервые за сорок лет я плакал! Я думал уж, меня сердечный приступ хватит. Ивэнь в обеих наших семьях первая, кто поступил в университет. Она всех умнее, кого я знаю. Я пытался ей объяснить, как ей повезло, что она живет в это время, что у нее есть возможности, которых у нас никогда не было. — Он покачал головой. — Но эти дети, они же думают, что все от них самих зависит. У них нет никакого понятия о провидении.

Он вынул из морозилки контейнер и дал ей. Это оказалась курица — уже замаринованная. Лин попыталась отказаться, но он и слышать об этом не хотел.

— Может, это в нас дело, — сказала Лин, продолжая разговор с того же места. — Мы-то слишком хорошо понимали, что такое провидение.