Виктор Устьянцев - Премьера

Эмилия Давыдовна, стоявшая в кулисе и с тревогой наблюдавшая за нею, показала большой палец и вытолкнула ее в коридор. Наспех переодевшись, не снимая грима, Антонина Владимировна побежала в кабинет Заворонского. Самого Степана Александровича там уже не было, он ушел в ложу к какому-то очередному высокопоставленному представителю, Анастасия Николаевна поила Серафиму Поликарповну валерьянкой.

— Что же нам делать? — растерянно спросила Антонина Владимировна.

— Надо ехать в Институт травматологии, найти самого опытного профессора, а еще лучше — академика, и уговорить, чтобы он сам лично сделал Сашеньке операцию, — тотчас изложила Серафима Поликарповна программу действий, видимо заранее и обстоятельно ею продуманную.

— Господи, до чего же наивные люди! — вздохнула Анастасия Николаевна и, поставив пузырек в аптечный шкафчик, пояснила: — Во-первых, сейчас уже одиннадцатый час ночи, и в институте ни профессоров, ни тем более академиков вы не найдете. Во-вторых, если даже и найдете и уговорите делать операцию, сейчас они ее делать не станут. Им надо получить объективную информацию от лечащего врача, а того тоже нет в больнице. В-третьих, насколько я поняла, ничего катастрофического не происходит и можно подождать до утра.

— Как до утра? — решительно возразила Серафима Поликарповна. — Это невозможно.

— Это и возможно и разумно, — спокойно пояснила Анастасия Николаевна. — Поэтому, Тошенька, берите-ка машину Степана Александровича и отвезите Серафиму Поликарповну домой, а завтра с утра отправляйтесь в Институт травматологии. Дневного спектакля у вас нет, а на вечернем, если за день не управитесь, вас заменят, я договорюсь, только позвоните до двенадцати.

Серафима Поликарповна, несколько успокоенная каплями и деловитостью Анастасии Николаевны, согласилась было с нею, но, едва вышли на улицу, запротестовала:

— Но ведь надо же что-то делать! Я не могу вот так бездействовать, когда Сашеньке плохо.

Антонина Владимировна согласилась с нею, она была уверена, что не заснет в эту ночь, ей тоже хотелось действовать, что-то предпринимать. Но что?

— Надо ехать в Малеевку. Там наш хирург из писательской поликлиники, он поможет, у него такие связи в медицинских кругах…

Серафима Поликарповна однажды была в Малеевке, помнила, что добираться туда надо электричкой до станции Дорохово, а потом автобусом, но не помнила, с какого вокзала надо ехать — не то с Киевского, не то с Белорусского. Впрочем, сейчас это не имело значения, потому что, насколько она помнила, из Дорохова в Малеевку автобус ходил только утром и вечером, а сейчас уже ночь и придется ехать на такси.

Они остановили первую попавшуюся машину с зеленым огоньком, но водитель не знал дорогу в Малеевку.

— Это между Рузой и Дороховом, — попыталась объяснить Серафима Поликарповна.

— А по какому шоссе ехать?

— Не знаю. Но можно…

— Вот и узнайте сначала, а потом останавливайте! — водитель захлопнул дверцу, и машина рванулась дальше, оставив вонючее облачко дыма.

Второй водитель дорогу знал, но, глянув на часы, указал на укрепленную на лобовом стекле табличку:

— Время у меня уже кончается, а туда менее чем за три часа не слетаешь.

Судя по табличке, работа у него действительно заканчивалась через полчаса.

Третий водитель тоже знал дорогу и времени у него оставалось много, но он заартачился:

— Сейчас ночь, по дороге никого не подхватишь, а мне оттуда порожняком сто километров тащиться нет никакого резону, себе же в убыток.

— Если вы нас подождете, мы с вами же и вернемся.

— А сколько ждать?

— Не знаю. Может, полчаса, а может, и час, — Серафима Поликарповна пожала плечами.

— Там, где час, там, считай, и два наберется. Нет, не пойдет, я за это время в Москве больше нащелкаю. — Водитель хотел закрыть дверцу, но Антонина Владимировна придержала ее:

— А если мы вам и обратный путь оплатим?

— Это другой разговор. Если за оба конца, то мы со всем нашим удовольствием. Садитесь!

Миновав Кутузовский проспект и Кунцево на дозволенной скорости, водитель прибавил газ, и машина помчалась быстрее. Похрустывала под колесами дорога, тонко посвистывал в стеклах ветер, желтые лучи фар точно на барабан наматывали туго натянутую ровную ленту дороги, на поворотах выхватывали из темноты стволы деревьев, частокол палисадников, темные стены деревянных домов, иногда скользили по крышам, казавшимся мокрыми. Мысли Антонины Владимировны тоже мелькали, проскакивали одна за другой, не задерживаясь.