Доменико Старноне - Фамильный узел

Настала ночь, вокруг была полная тишина. Я, конечно же, не сумел узнать себя ни в одном из подчеркиваний, ни в одном из восклицательных знаков (что происходит с блестящими фразами, когда они попадают в наш мозг, как они меняются, как становятся бессмысленными или неузнаваемыми, приводящими в смущение или вызывающими смех?) и прекратил разборку книг. Начал убирать в ящики или раскладывать по папкам исписанные листки, каталожные карточки, тетради с рукописями романов и рассказов, которые я сочинил, когда мне еще не было двадцати, множество газетных вырезок со статьями, написанными мной или обо мне. К этому вороху бумаг я добавил магнитофонные пленки с записями радиопередач, кассеты и видеодиски, запечатлевшие меня на телеэкране в годы моей славы: все это добро Ванда заботливо хранила много лет, при том что никогда не проявляла особого интереса к моей деятельности. Иначе говоря, передо мной сейчас лежали многочисленные свидетельства того, как я прожил свою долгую жизнь. Значит, вот это и есть я? Эти отметки на прочитанных книгах, карточки, исписанные цитатами (вроде следующих: «Наши города — это скотные дворы; семья, начальная школа, церковь — скотобойни, где убивают наших детей; колледжи и университеты — это кухни. Когда мы становимся взрослыми, то потребляем конечный продукт: для этого существуют институт брака и бизнес»; или: «Вторгаясь в нашу жизнь, любовь блокирует ее нормальное развитие в рамках общества»)? Этот бесконечный, многословный роман, сочиненный в двадцать лет, где я рассказывал о юноше, который работает день и ночь, чтобы выплатить отцу громадный долг и освободиться от отцовского и семейного ига? А газетные статьи о заработной плате на химических заводах, которые я писал в середине 70-х, заметки о новых политических организациях, рецензии на книги о специфике работы на конвейере, забавные миниатюры о жизни большого города (пробки на улицах, нескончаемые очереди в банках и на почте) — это тоже я? Иронические заметки, которые принесли мне некоторую известность и со временем превратили меня в автора популярных телепередач, интервью на актуальные темы, которые я раздавал направо и налево, чьи-то негативные или хвалебные отзывы на мои телепередачи восьмидесятых и девяностых годов, моя фигура, которая перемещается по телестудии в сиянии прожекторов, имитирующих дневной свет, мой голос тридцатилетней давности, звучащий в беседе с гостем передачи, такой теплый, задушевный, покоряющий, — все это и есть я? Я вспомнил, как упорно трудился, сколько усилий потратил, начиная с шестидесятых годов, чтобы, как говорится, реализовать свои возможности. И это — реализация моих возможностей? Ворох бумажек с написанным от руки или печатным текстом, отметки на полях книг, карточки, листки из блокнота, газеты, дискеты, флешки, жесткие диски, облачные файлы? Моя самореализация, я, ставший реальностью, — вот этот хаотичный набор сведений, который можно мгновенно получить в архивах Google, стоит только набрать «Альдо Минори»?

Хватит чтения, скомандовал я себе. И опять принялся за разборку бумаг. Разложил по картонным коробкам бесчисленные блокноты Ванды, сплошь исписанные цифрами: вся история семейных финансов начиная с 1962 года и до сегодняшнего дня, листочки в клеточку, на которых она подробно записывала приход и расход и которые, наверно, пора выбросить — если только она согласится. Сложил стопкой на середине комнаты ставшие ненужными книги, а нужные поставил как попало на уцелевшие полки стеллажей. Разместил на столе папки с газетными вырезками, коробки с тетрадями, видеокассетами и дисками. Затолкал осколки, которые мне удалось собрать, в мешок для мусора, но мешок порвался в нескольких местах. И наконец, начал собирать обрывки фотографий, и совсем старых, и относительно недавних, которым предстояло одновременно отправиться на помойку.

Я давно не рассматривал старые фото: они казались мне некрасивыми и скучными. Я успел привыкнуть к цифровой фотографии: у нас с Вандой в компьютере было множество снимков гор, полей, бабочек, розовых бутонов или едва раскрывшихся роз, морей, городов, исторических памятников, картин, статуй, а также родственников, бывших невесток и бывших зятьев, новых приятелей наших детей, наших внуков на разных стадиях роста и маленьких друзей наших внуков. В общем, хроника нашей жизни, которую раньше невозможно было так подробно задокументировать. Наше настоящее, наше недавнее прошлое — отдаленное прошлое лучше было не трогать.