Доменико Старноне - Фамильный узел

— Ну что? — с беспокойством спросила Ванда, держа меня за рубашку, словно я мог улететь.

— Там все перевернуто.

— Где?

— Внутри.

— Кто это сделал?

— Не знаю.

— Я звоню Сандро.

Я напомнил ей, что наши дети уехали на отдых. Сандро наверняка сегодня утром отправился во Францию с детьми Коринны, а где была Анна, я не имел понятия. Все равно позвоню, настаивала Ванда, которая больше полагается на своего сына, чем на меня, и уже полезла в сумочку за телефоном, но вдруг передумала. Она вспомнила о Лабесе и стала звать его громким, повелительным голосом. Мы прислушались. Но не услышали ничего — ни шороха, ни мяуканья. Тогда мы вдвоем нажали на дверь, она заскрежетала о пол, щель расширилась. И я вошел.

Наша прихожая, всегда такая чистая и аккуратная, сейчас была неузнаваема. По гостиной словно прошел паводок: перевернутые стол и диван лежали один поверх другого. На полу — опрокинутый набок старенький письменный стол Анны. Ящики из него выпали — или были вынуты, — и все, кроме одного, вывернуты, под ними валялись разбросанные тетрадки, карандаши, ручки, циркули и куклы, которые принадлежали нашей дочери в детстве и в отрочестве.

Я медленно сделал несколько шагов вперед, но тут же услышал под ногами треск: это были осколки от разбитых безделушек. Жена позвала меня: «Альдо, Альдо, ну что там? С тобой все в порядке?» Я осмотрел дверь. Она не открывалась до конца, потому что под ней застрял один из обломков, которыми был усеян пол. Я вытащил его, распахнул дверь. Ванда вошла так осторожно, словно боялась споткнуться и упасть. Она резко побледнела, загар стал похож на слой зеленоватого ила. Мне показалось, она сейчас упадет в обморок, и я схватил ее за руку, но она высвободилась и, не сказав ни слова, быстро пошла осматривать гостиную, комнаты, где когда-то жили наши дети, кухню, ванную и спальню.

Я не сразу последовал за ней. Как правило, оказавшись в сложной ситуации, я действую не спеша, стараюсь избежать ошибочных решений. А Ванда после минутного смятения бросается навстречу опасности и бьется как львица. Так она поступала всегда, с тех пор как я ее знаю, так поступила и сейчас. Слыша ее шаги в коридоре и в комнатах, я снова и сильнее, чем в прошлый раз, почувствовал, что стал хрупким и могу дать трещину. Я осмотрелся, заглянул в свой кабинет, стараясь не наступить на гравюры, которые неделю назад мы развесили на стенах и которые теперь лежали на полу среди осколков стекла, разломанных рамок, вырванных из стеллажей полок, разодранных книг, разбитых виниловых пластинок. Когда я нагнулся подобрать гравюру с видом Капри, вернулась Ванда. Она была вне себя.

— Что ты тут делаешь, не стой как пень, пойди посмотри на этот ужас!

Не дожидаясь, когда я пойду и посмотрю, она описала мне страшную картину разгрома: пустые шкафы, вешалки и одежда разбросаны по полу, наша кровать перевернута, кто-то, видно в припадке безумия, разбил все зеркала в квартире, жалюзи подняты, окна и балконные двери распахнуты, кто знает, сколько всяких тварей могло забраться в дом — ящерицы, тарантулы, может, даже мыши. И она расплакалась.

Я увел ее обратно в прихожую. Там я поднял и задвинул в угол письменный стол Анны, поставил на пол стол, который лежал перевернутый на диване, поставил на ножки опрокинутый диван и усадил на него Ванду. Оставайся здесь, сказал я с невольным раздражением, и пошел по комнатам, с каждой минутой изумляясь все больше и больше. В квартире царило полное разорение; на то, чтобы вновь сделать ее пригодной для жилья, уйдет уйма времени, денег и трудов. Сломанный cd-плеер валялся на полу вперемежку с поблескивающими дисками, документами, выброшенными из папок, раковинами — кто-то растоптал их, превратив в мельчайшие осколки, — которые Анна коллекционировала в детстве, а мы хранили в картонных коробках. В гостиной, в кабинете, в комнатах детей наша любимая старая мебель была попорчена и изуродована. В ванной как в свинарнике: осколки зеркала, лекарства, вата, туалетная бумага, залитые жидким мылом и выдавленной из тюбика зубной пастой. Я физически ощутил тяжесть горя — не своего, а Ванды. Ведь это Ванда холила и лелеяла нашу квартиру, как живое существо, поддерживала в ней чистоту и порядок, годами заставляла меня и детей соблюдать строгие, но полезные правила, помогающие каждый раз находить нужную вещь на отведенном ей месте. Я вернулся в прихожую, где в полумраке сидела моя жена.

— Кто это сделал?

— Воры.

— Зачем они к нам залезли? У нас же нет ничего ценного.