Елена Блонди - Ателье [СИ]

Рука с плеча исчезла. Даша медленно обернулась, не отрывая от щеки телефон. Саша, идя к двери, подмигнул.

— Я сейчас, — машинально ответила она. Из кухни донеслись веселые голоса и Наташин смех. Даша подавила желание подбежать к дверям, держа телефон в вытянутой руке, чтоб Олег услышал — там много людей, она не одна с этим уверенным мужским голосом.

— Вот, значит, как…

— Олег, я…

— Заткнись. Я-то думал, ждешь и волнуешься. Думал, у нас… Ну, что же. Ты сама решила.

— Я? — она вскочила, сбрасывая с колен дорогие ткани, волнами стекающие на паркет.

— Я решила? Да как ты смеешь, ты, клоун! Все наизнанку, вы-, вывер-нул!

— Давай, устрой истерику! Я ими сыт по горло.

— А знаешь что?

— Ну, что? Что?

— А пошел ты…

Щека стала ледяной, и Даша мельком подумала — телефон примерзнет. Надо бы дать отбой, но ей вдруг захотелось услышать ответ. Никогда раньше не грубила она Олегу. Снова начнет орать и упрекать, точно. Ну и пусть.

— Мне придется принять меры, — голос в трубке был таким же деревянным, каким помнилось Даше олегово лицо.

— Ты украла кое-какие фамильные ценности, не думаю, что остановишься на этом.

Даша медленно подняла руку, коснулась маленькой сережки старинной работы.

— Ты же, мне. Ты сказал, что мама твоя так хотела. И отдал. И кольцо.

— Вот-вот. И кольцо. Ты знаешь адрес, и даже ключ унесла с собой предусмотрительно, так что мы пишем заявление в милицию. И регистрации у тебя, наверняка, до сих пор нет. А работаешь все там же, у этой ненормальной? Жди, лапочка.

Телефон замолчал, экран погас. Даша опустила его на колени. Снова подняла руки, касаясь мочек ушей. На безымянном пальце мигнуло колечко — тонкое, витое, с переливчатым серым опалом. Олег говорил — в цвет ее глаз. Она радовалась и, видя, как он гордится, специально для него — ахала.

Даша встала и подошла к зеркалу. Отразилась на фоне бежевой стены, высокая, в короткой юбке медового цвета с черными зигзагами. Черная маечка без лямок — такие носят девочки, когда нет денег на хорошие вещи. Чтоб было видно: грудь красивая, плечики, талия. Чтоб от дешевенькой вещи внимание отвлечь.

— Дашенька, — позвал из кухни уверенный голос.

Она сняла одну сережку, сжала в кулаке. А потом, нахмурившись, снова вдела колючий гвоздик. Изнутри, оттуда, где сердце и как говорят, душа, поднималась горькая злость и… пьянила? Она прислушалась к себе удивленно. Как следует себя вести? Зарыдать, отчаяться. Или впасть в бешенство и разгромить все вокруг? А потом уже зарыдать, впасть в отчаяние. И, вах, — закаменеть, нося в сердце кровоточащую рану… блин…

— Угу, — саркастически сказала Даша своему отражению, — а как насчет «не дождетесь»?

Ей на секунду привиделось, что она спит на диванчике в ателье и снова вместо ног вьются толстые черные щупальца, мощные и непонятные. Хлещут мир вокруг.

— И. Мне. Это. Нравится? Так? — разглядывала себя, поворачивалась, приподнимала плечо. Смотрела на нее из зеркального потусторонья бледная женщина с сухим от ярости лицом и жесткой линией губ.

Увидев на прикроватном столике початую бутылку виски с хвастливой этикеткой, схватила ее, дернула пробку. Та чмокнула, выпуская злой самогонный запах. Даша глотнула. Отдышалась и глотнула еще раз. Вытерла губы и поставила бутылку на место.

Золотая скумбрия, рассеченная острым ножом на истекающие южным запахом куски, лежала в центре стола, а вокруг теснились тарелочки с зеленью, нарезанным розовым мясом и лепестками желтого сыра. Горбатилась в высокой вазочке красная икра, отблескивая. И покрытые хрустальной изморозью высокие стаканы выстроились вокруг бутылки шампанского. Натали смеялась, прижимаясь к Юрику. Саша предупредительно отодвинулся, чтоб Даше было удобнее пролезть на выбранное ей место в уголке, но она легонько толкнула его в бок:

— Подвинься, я тут сяду.

И, оттащив от стола пухлый табурет, уселась, закинув ногу на ногу. Ноги заняли половину кухни. Натали перестала смеяться.

— Готов ли народ к разврату? — жизнерадостно вопросила Даша и жестом показала Юрику, наливай, мол. Тот, извинительно отодвинувшись от Наташи, стал осторожно вывинчивать пробку из бутылки.

— Шампанского, Дашенька? Или коньячку?

— Шампанского, — немедленно согласилась она, — и коньячку. С двух рук, по-македонски хлопну.