— Нелли, — не растерялась Ирина, — ваши впечатления? Ваши планы?
Повисла медленная, длинная, бесконечная, как показалось онемевшей Шанельке, пауза. Но поодаль, за смеющейся Олечкой и серьезным Димой, за тележкой с мороженым, на фоне аккуратного здания отельчика, стоял Костик Черепухин, с растерянно-вызывающим видом выставляя небритый подбородок. А рядом с ним усталая женщина, в косынке на обычных волосах, в обычном купальнике, та, которая теперь занимает место Шанельки, потому что, по прощальным признаниям Черепа, Шанелька не потянула, не стала, не соответствовала. Разочаровала. Наверное, ей он в ночных беседах горько жалуется сейчас на то, какая же Шанелька не та и не то, как жаловался на своих предыдущих возлюбленных. А Шанелька — верила и кивала. Ей вдруг, на излете бесконечной паузы, которая длилась всего секунду, хотя для нее — почти целую жизнь, стало ужасно жаль тех, отвергнутых раньше, и Катерину-Катишь, ей теперь тащить на себе истерики Костика, выбрыки Костика, нервные срывы, перепады настроения и прочую лабуду. А раз ничего не изменить, то пусть они оба увидят, что Шанелька — не пустое место. Может быть после, когда-нибудь, Катерина поймет.
— Да, — сказала Шанелька тем голосом, каким начинала читать новую сказку, глубоким, решительным голосом, подчиняющим себе разболтанных первоклашек, и они умолкали, готовые слушать, даже если до этого крутились, хохотали и задирали друг друга.
— Да. Каждому хочется поймать свою синюю птицу. За крыло или за хвост. И пусть это сказка, но сказка для взрослых, которые понимают, что она — сказка, но они ведь сами ее творят. Так? Вот наша сегодняшняя синяя птица. Этот орел был чучелом. Сидел в номере. Скучал там. У него крылья большие, видите? Ему в маленьком номере тесно. Так что мы решили, пусть он тоже побудет синей птицей, самой настоящей. И сегодня он тут главный. А мы все — вокруг него. Как верно сказала Ирина — мы свита. Спутники. Про это и напишем. Серию репортажей с фотографиями на развороте. В московском журнале Эсквайр, в осенних номерах. Пусть унылой осенью в нем останется лето. Спасибо.
— Снято, — густо сказал дядька в белой футболке. Вытащил из пакета банку пива, присосался к ней, шумно глотая.
— Круто, — сказал уважительно знаток орлов и грифов в комбинезоне, — а можно вы меня тоже сфоткаете, вместе с синей птицей? И с вами?
Крис вытащила у Шанельки из сумки фотокамеру, толкнула ее к перилам:
— Давай, репортер, улыбочку.
Парень встал рядом, сбоку набежали еще люди, к облегчению Шанельки, в плавках, купальниках и летних одеждах, треща, втиснулась Ирина, подхватывая ее под локоток и прижимаясь. Крис нацелила на группу объектив, а Шанелька через ее плечо посмотрела на остекленевшее лицо Костика и безмятежно улыбнулась своей знаменитой улыбкой, за которую ее нежно любили все сторожа, сантехники, дворники и пенсионеры.
Через несколько минут дядьки погнали свою платформу обратно, Крис снова заговорила с Ляночкой, поглядывая на Шанельку. А та, снова делая равнодушное лицо, уставилась в сторону моря, чтоб не смотреть на подошедшего Диму.
— Привет, — Дима говорил осторожно и выжидательно, рядом маячила неизменная Олечка, надувала губы, дергая его за локоть, — я спросить хотел…
Но совсем рядом стояла Крис, и Шанелька отрывисто бросила:
— Извини. Мы уже уходим. Уезжаем.
— А…
— Его уже можно брать? — обратилась она к мальчику с красками, — не измажет?
— В секунду сохнет, — отозвался тот, бережно принимая орла под крылья, — куда нести? Я помогу. Меня Андрей зовут, а вас я знаю уже, Нелли.
— Не Нелли, — поправил Дима, — а Шанелька. Для своих.
— Правильно. Для тебя, Андрюша, Шанелька. Очень приятно. Криси!
Крис поспешно обняла Ляночку, прощаясь, и пошла рядом. С другой стороны тащил орла обретший имя художник.
— Шанелечка… я про орла хотела. Сказать. — Крис замолчала, думая, как бы поделикатнее признаться.
Но Шанелька отмахнулась. Ее покачивало и сильно сушило рот. Голова кружилась. И казалось, сейчас вырвет, мороженое ворочалось в желудке, подкатываясь к горлу и валясь обратно противным ледяным комком.
— Мне что-то нехорошо. Водички бы.
Они остановились, у прилавка в тени навеса, где резко пахло копченой рыбой, разложенной на жирной от масла бумаге. Крис побежала к соседнему холодильнику, суя деньги, беспокойно оглядывалась на бледную Шанельку. А та, кивая каким-то речам Андрюши-художника, водила глазами по сторонам. Наконец, не в силах терпеть резкий насыщенный запах, вышла на солнце и плюхнулась на горячую скамейку. Наклонилась к согнутым коленям.
Читать дальше