Кира прислушалась ко всему. Но ничего, вроде бы, не изменилось. Кричали высокие чайки, плескала под сваями вода, Хати колотила хвостом по доскам.
— Благодарю тебя, легконогая Кира, — девушка склонилась в церемонном реверансе.
— Ты не пойдешь к нему? Он там совсем один.
— Мне нельзя. Я в другом месте, ты видела. Но теперь все хорошо. И он не один. Уже нет.
Они помолчали. Кира чутко слушала, с радостью понимая, она неправа. Изменилось. Еле заметно, плавно нарастая, менялось и продолжает меняться. Он там внутри, у него чай, сигареты. И виноград, такой красивый. Пролив. Лодка. Скоро вернется Хати, ляжет у ног. А дочь, которую он любит так сильно, что не сумел уберечь, помахала рукой, впервые с того ужасного дня. Может быть, изменения станут такими сильными, что они смогут и разговаривать тоже. Скажут друг другу то, чего не смогли втолковать, когда были живы. Оба. Вот почему он сказал — был Степан.
— Мне пора, — она вдруг срочно захотела позвонить Светке, а еще больше — маме, выслушать ее демонстративное молчание и тихую язвительность, на которую мама всегда была мастером, и в ответ, перебив, сказать, как любит.
— И коты, — подсказала Катя, улыбаясь, — они же голодные.
— Да. Спасибо тебе, Катя.
Девушка осталась на пирсе, а Хати пошла следом за Кирой, возвращаясь к хозяину.
— Кира, — окликнула та, — ни с кем сегодня не говори. По дороге. Пока не зайдешь домой.
— Почему?
Катя засмеялась:
— Увидишь сама.
14.05.16
В маленьком автобусе дуло по ногам, и еще из опрометчиво кем-то сдвинутой форточки. Кира, потерпев, сменила место, пока не набились на остановках люди, вернула тяжелое стекло обратно и скрестила ноги в сыроватых штанинах, сберегая тепло. Рассеянно глядя на обочину, полную травы, листьев на весенних ветках, беленых заборов и цветных ворот, думала. То перебирала мелочи новой встречи, то размышляла над советом собеседницы. А с кем говорить-то. Она уже полна и больше никаких разговоров, особенно с посторонними, вести не хочется. Вот только нужно купить хлеба. И молока. Считать ли беседой обычные фразы у магазинного прилавка?
На остановке готовились войти люди. Женщина с ярким пакетом в руках, двое мужчин в темных куртках. И совсем молодая девушка, полная, с белым лицом, усыпанным веснушками. От гладкой прически — волосы были забраны в тощий хвостик по воротнику плаща — лицо казалось совсем круглым, нездорово одутловатым.
Кира, спохватившись, убрала с пустого сиденья рядом с собой рюкзак, как раз, когда девушка проходила мимо уже занятых мест. Та помедлила, шагнула дальше и встала, покачиваясь в такт движению. Сиденье осталось пустым. У Киры заболела шея — так захотелось повернуть голову, посмотреть, почему же та не села, рядом. Но она не решилась, снова глядя в запотевшее, с брызгами недавнего дождя стекло. Но все же — почему?
Ехала, мучаясь тем, что лицо в веснушках кажется ей знакомым. Квелое, всплыло в мозгу слово. Нет, это не относилось ко внешности, но почему-то было принадлежно незнакомке.
Автобус уже подъезжал к автовокзалу, крутился медленно, тыкаясь в просвет между прочими, уже стоящими рядом с курганом. И встал, поднимая людей с мест. Они мерно толкались, двигаясь короткими шажками к водителю, совали через спинку сиденья приготовленную заранее мелочь. Кира посидела, дожидаясь, когда пройдут все. Надела рюкзак и тоже пошла, такими же короткими шажками, глядя то в окно, где стояла кучка людей в ожидании пригородного рейса, то на спину перед собой, с ерзающим по серой плащевке темно-рыжим блестящим хвостиком.
Лицо умершей бабки она увидела одновременно с тем, как вспомнила. Остановилась резко, вытягивая вперед руку и отдергивая ее, чтоб не дотронуться до спины в плаще. Снова глянула в окно. Она стояла там, вернее, не совсем она, а большая рыхлая женщина, на голову которой, как неподвижная маска, было надето лицо бабушки, покойной вот уже сколько, пятнадцать? Двадцать лет? Кира не помнила точной даты, а большие события мерила по себе: бабка умерла, когда Светке было пять, значит, в Кирины двадцать четыре, значит, двадцать два года тому. А девушка впереди, это же Анжела Квелова, временная одноклассница, она пришла в их школу в девятом, проучилась год, после с родителями переехали. А после знакомый рассказал, Анжелка, ну, помнишь, толстая такая, конопатая, молчала все время, вышла замуж, сразу вот после школы, а через полгода повесилась. Да черт ее знает, с досадой ответил тогда бывший одноклассник на недоумение Киры, и никто не знает. Все вроде было нормально.
Читать дальше