Елена Блонди - Прогулка [СИ]

— Подумаешь, — с сердцем сказала Кира, снимая с усталых ног кроссовки и вешая куртку, — а если бы я целыми днями на работе? Сидели бы тут одни, как тополя на Плющихе.

Есть не хотелось, из-за нехорошей встречи в парке голод пропал. Вымыв руки, она попила воды. Поставила стакан на кухонный стол и ушла к себе. Свалилась на диван, кладя ногу на спинку, повыше, а на нее устроила вторую.

Пока ехала, в голову пришла логичная и успокаивающая мысль. Если она почти целый день проторчала в отключке посреди травы, нюхая ароматы цветов, и при этом грезила о странных местах, в которых вела диалог с выдуманной девой в декольтированном вечернем платье, то и страшный разговор с невидимым мужским голосом — наверняка вызван воспоминаниями, которые она каким-то образом сделала почти реальностью. Именно почти. Та же галлюцинация, только со знаком минус.

Ноги гудели, будто она шла целый день, не присаживаясь отдохнуть. Клавдий, услышав боль, сменил гнев на милость и явился, поставил передние лапы на край дивана, изучающе разглядывая Киру. Дернул хвостом еще пару раз, мол, я не забыл, но прощаю. И вспрыгнул, как взлетел большим шелковым телом, прошел по спинке дивана, распластался на Кириной ноге, как на ветке, уютно складывая под грудь передние лапы.

— Упадешь, — сонно предупредила Кира, — не когти, если упадешь, понял?

И через десять минут дремы выкопала из-под бока телефон, поняв — готова позвонить дочери.

Светка извинения приняла, смягчаясь, сурово рассказала матери, как сильно ее любит и потому всегда будет ей драконом, Кира слушала, улыбаясь, кивала. Дочь сильно напомнила ей недавнего Клавдия, алгоритм обиды и примирения у них был совершенно одинаков. И уже прощаясь, Кира вспомнила:

— Котильда, а тот матерьяльчик, что ты мне дарила, ну пять лет назад, он у нас где?

— О-о-о, — пропела Светка, — да неужто? Мам? Ты что, ты там кого-то себе завела, да?

— Ты просто ответить можешь? А то я ленюсь все полки обыскивать.

— Скажи, тогда и отвечу.

— Вот же торгашова дочка!

Светкин отец был успешным владельцем нескольких спортивных магазинов, в той же бескрайней Москве, Светка его знала лишь по рассказам матери, а лично знать не хотела. Но подшучивали над карьерой заочного члена семьи они часто и без надрыва.

— На том стоим, — отозвалась Светка с важностью, — кровЯ. Так что?

— Ладно. Сама найду.

— Ладно, — смягчилась та, — в черном пакете на верхней полке старого шкафа, за кульком с перчатками.

— Потрясающе. У нас еще и кулек с перчатками есть?

— Мам… Как ты вообще там жива? И кошки твои как еще живы. Нет, тебе срочно нужно завести мужика. Чтоб присматривал. За тобой. И за КК.

— Светкин, пока. Целую. Спокойной ночи.

— Как созреешь, расскажешь, — успела прокричать дочка.

Кулек с перчатками действительно лежал, закупоривая верхнюю полку, и Кира не поленилась вытряхнуть его на кровать, присела рядом, перебирая старые варежки, вязаные и кожаные перчатки, некоторые носила еще ее мама, а другие таскала сама Кира, Светкины там были тоже, и за каждой парой, или одинокой не потерявшейся рукавичкой стояла история, семейный мемуар. Кира была великим читателем и, держа в руках истертую до тряпочной мягкости кожаную перчатку с продранным указательным пальцем, тут же вспомнила книги, сочиненные на таком костяке — берешь некую вещь, содержащую в себе несколько вещей, и рассказываешь о каждой из них. Принцип поваренной книги, так она называла прием для себя. Вот, к примеру, довлатовский «Чемодан»…

А сама уже снова встала и, потянувшись на цыпочках, вытащила плотно затянутый пакет, растеребила круглый тугой узел. Из шуршащего нутра, освобождаясь от давления, вспухла и упала, протекая по рукам к полу, тяжелая тонкая ткань, полупрозрачная, прекрасного желто-зеленого цвета, как молодая листва, просвеченная весенним солнцем. Это было похоже на ту ткань, которую подхватывала, церемонно повертываясь, сиреневая, вернее, пурпурно-розовая дева церциса. Такая же тонкая, тяжеленькая и прозрачная. Как матовое рисунчатое стекло, если бы оно вдруг стало мягким.

Пакет упал, Кира невнимательно отпихнула его ногой. В дверях комнаты сидели, любопытствуя, Кларисса и Клавдий, следили глазами за тем, как поднимаются руки, расправляя прозрачное, драгоценного вида полотно.

Светка купила его в каком-то деревенском магазинчике, во время поездки. Дома, с сюрпризом на разгоревшемся личике, вытащила из рюкзака, расправила, показывая. Кира, прикладывая нежную тяжесть к щеке, потом к груди, повернулась, глядя в зеркало. И восхищаясь, покачала головой: