Шла через сомкнутые пары, разыскивая Инну. Горело лицо, пылали уши, а сердце не в такт словам отстукивало ее личное время, ее собственные, личные желания.
— А я повторяю вновь и вновь!
Не умирай любовь, не умирай любовь…
Постояла три секунды у стены, рядом с парой, на которую, то падал свет, то ложилась уже ночная темнота. Инна, закрыв глаза, ступала длинными ногами, а ее вел парень, не очень высокий, с модными волосами до плеч. Осторожно кружил, что-то шепча в маленькое ухо.
Я ухожу, мысленно сказала Лора танцующей подруге, но все будет хорошо. Просто вот прекрасно. Я схожу туда. И вернусь.
* * *
Она додумалась забежать в дом, сменить босоножки на кеды, и, наплевав, что они, наверное, смешно выглядят с голубой юбкой, летающей колокольчиком вокруг бедер, ушла в темноту, полную низких звезд и далекого сонного грома. Почти бежала, по светлеющей в звездном свете дороге, которая широкой дугой вела мимо ставка, оставляя по левую руку высокие, страшноватые ночью, заросли шелестящей кукурузы.
И тяжело коротко дыша, медленно подошла к воротам, за которыми сразу же проснулся и загремел цепью страж секрета, лохматый Беляш.
Отдышавшись, Лора присела, высматривая пса через провисшие проволоки. За спиной голосили лягушки, умолкали, казалось, лопнув от крика, и начинали снова, наверное, новые.
— Беляш, — сказала шепотом, — Беляш, это я, я была уже тут. Ты меня помнишь? На, у меня тут…
Откопала в сумочке разломанное Наденькино печенье, и кинула в сторону лохматой тени. Беляш зачавкал, радостно повизгивая и молотя хвостом.
— А где твой дядя Серега?
Она встала, колеблясь, кричать ли, и что нужно крикнуть. А вдруг его нет? Или кто-то другой там, в сторожке, похожей на большую собачью будку…
И рассудив, что незачем кричать, потому что Беляш ее признал и не тронет, откинула петлю и протащила по сухой траве створку калитки. Вошла, облизывая пересохшие губы.
«Я скажу, добрый вечер, помните, вы говорили… что можно. Вот я и…»
Она осторожно заглянула в приоткрытые двери сторожки. Постояла, морщась от крепкого перегара, который плотной стеной качался внутри душной комнатки. Лунный свет падал на узкий топчан, отрезая от темноты плечи и запрокинутое лицо с черным открытым ртом. Позади лайнул Беляш, требуя еще вкусного. Лора сжалась — черный рот закрылся, плечи дернулись, но спящий не проснулся, только тяжко повернулся набок, свешивая худую руку, кисть которой съела темнота. И захрапел, так что лягушек стало не слыхать.
На столе, будто тыкая себя в глаза, ярко блестело стекло водочной бутылки, и рядом полосы света по граням стакана.
— Угу, — сказала Лора, уже вслух, не боясь, что услышит, — ладно. Беляш, на, больше нету.
Кинула стражу еще кусочек печенья и вошла в распахнутые двери цеха-сарая, поводя руками по вдруг окутавшему ее плотному запаху роз.
В почти полной темноте казалось, что запах встал выше ее головы и становится все плотнее, будто в нем можно утонуть. Стукая сердцем, Лора сделала шаг, другой, боясь отойти от стены. Споткнулась, подворачивая ногу, замерла, пережидая звон каких-то железок. И закусывая губу, повела рукой по стене, шаря по доскам и холодной твердой змейке провода. Тут должен быть свет. Он же сказал — приходи, посмотришь. Может, вернуться за фонарем? К нему, где пахнет водкой и куревом.
Но аромат был так победителен и уверен в себе, что Лора успокоилась и перестала волноваться. Уже пришла, решила она, я уже тут. И никто не торопит, вся ночь теперь моя.
Будто в ответ на спокойные мысли пальцы нащупали кругляш с рычажком. И она, закрывая глаза в темноте, надавила, услышав уверенный щелчок и ощутив веками касание света.
А потом опустила руку. Медленно подошла к центру пустого пространства, укрытого от неба, полей и людей щелястыми досками стен. Хорошо, что я не пошла в темноте, мелькнула мысль и пропала, неважная сейчас.
Ниже ее ног, обутых в старые кеды, в глубокой выемке, куда вела лесенка, лежало море цветов. Над ними светила неяркая лампочка в проволочной оплетке, и света хватало как раз, чтоб видеть цветы, а стенки контейнера, который занимал весь пол, прятала темнота.
Цветы были тихими и одинаковыми, розовыми, как розы, пушистыми, как розовые цыплята, круглыми, как теплые солнышки, и их было — больше, чем на небе звезд, потому что звезды никогда не светят так густо и плотно друг к другу.
Лора, задыхаясь, взялась руками за поручень и нагнулась, утонув глазами в плотной россыпи лепестков.
Читать дальше