Дидье Декуэн - Англичанка на велосипеде

Изображая ангела, в которого превратила ее мученическая смерть, она теперь была во всем белом, с двумя большими крыльями из перьев за спиной.

Оркестр грянул «Аллилуйю» из «Мессии» Генделя, и театр сотрясли бурные овации.

— Нелепость, — отозвался Джейсон, когда побывал на представлении в первый раз. — Сплошное дурновкусие.

Тем не менее он пришел на спектакль следующим вечером, и еще раз, и еще.

Сразу после Флоранс выступал комик Дан Лено, сольный исполнитель, которому Чарлз Диккенс, похлопав его по выпуклому темени, однажды предсказал, что он добьется большого успеха, — и точно, этот Лено настолько преуспел, что отныне считался самым потешным человеком на Земле . Стоило его увидеть переодетым женщиной, и публика приходила в неистовство, зрители топали ногами и рыдали от смеха. И только Джейсон оставался холодным как мрамор: подобно огню, сжигающему кислород, Флоранс поглощала все его эмоции.

В последний вечер, перед тем как сесть в поезд до Халла, он пробрался за кулисы в надежде ее увидеть. Но актрисы не было в «Альгамбре», она уже находилась в другом театре — каждый вечер Флоранс выступала в трех заведениях.

Тогда он написал, предложив для него позировать. Она согласилась, и они договорились встретиться в Лондоне; приехав, Джейсон обнаружил, что от волнения забыл взять из дома объективы для фотокамеры.

Он не сразу рассказал ей об этом, и они прогулялись по набережной Темзы до Саутваркского собора и руин Винчестерского дворца, болтая о том о сем, не затрагивая серьезных тем и задавая друг другу глупые вопросы, на которые отвечали столь же глупым смехом.

И это было восхитительно.

Джейсон постарался повернуться так, чтобы ветер с реки относил ему в лицо дыхание Флоранс, в котором было что-то сладостно-сдобное. Он страстно желал ощутить его еще ближе, но для этого было нужно, чтобы она остановилась и позволила ему приблизить лицо почти вплотную и чтобы губы ее остались полуоткрытыми. Однако он не осмеливался на такую странную просьбу. Хотя она и была артисткой, наверняка сочла бы его сумасшедшим.

Да он и точно сошел с ума, когда с ней расстался, ознаменовав их встречу тем, что ночами перестал спать и не спал целую неделю, питаясь по утрам одними ломтиками черного редиса, которые погружал в бокал виски «Стратайл», очень крепкого и душистого, с каждым днем разоряясь все больше — во всяком случае, вплоть до дня их следующего свидания, на которое, возможно, она и согласилась бы прийти, — чтобы придать себе облик истинного денди. Догадывалась ли она, во что ему обошлись вигоневое пальто, трость с набалдашником, сигара после каждой трапезы, ношение монокля и привычка пользоваться золотой зубочисткой?

Она? Она только расхохоталась, запрокинув голову; и он был потрясен, заметив у нее на шее продолговатые сиреневые синяки от цепей, которые ей приходилось носить, исполняя свой номер.

Он о ней мечтал, но Флоранс умерла, а он продолжал видеть ее во снах.

Чаще всего эти сны были невинны — например, Флоранс на фоне пейзажа, но порой в них таилась бездна очарования, как в том, где Флоранс и Джейсон вдвоем катались на коньках, — и хотя в реальной жизни он не надевал их ни разу, Джейсон великолепно справлялся; главное, что Флоранс скользила рядом, и ему довольно было любоваться ей, чтобы не только сохранять равновесие, но и исполнять разные фигуры — «петли», прыжки и вращения.

Но утром сладость снов безнадежно портилась воспоминанием, что Флоранс больше нет, и полными отчаяния образами, связанными с ее смертью.

Память о снах преследовала Джейсона часами, как шум моря сопровождает нас еще долго после того, как мы его покинули. Именно это последействие он и хотел заставить замолчать, вытравить, стереть.

И он стал возлагать надежды на «ловцы снов» Эмили.

Но девочка отрицательно покачала головой: если это хорошие сны, вроде катания на коньках, объяснила она, «ловец» их пропустит сквозь себя беспрепятственно.

Иногда, когда Джейсон долго засиживался в мастерской, ему не хотелось подогревать еду, приготовленную миссис Брук. Тогда он отводил Эмили в паб «Роял Джордж и Батчер» и угощал омлетом с яблоками и ветчиной, который Галлахер, патрон заведения, готовил специально для нее.

В пабе девочка слышала речь, которая не имела ничего общего с выговором старых актрис; у жителей Йоркшира четко выражен звук «р», в отличие от оксфордского произношения и уж тем более от языка сиу, где вовсе нет этого звука.