Алексей Иванов - Географ глобус пропил [авт. ред., изд-во Азбука]

Когда я выхожу из ельника, она уже на пристани среди отцов. Она визжит, прячет букетик за спину и отпихивает от себя Градусова.

Градусов, мрачный, как кровник, встречает меня у пристани.

— Географ, — тихо говорит он, — ты чего это цветы даришь?

— Успокойся, — советую я. — И морду сделай проще.

Вторую половину букетика я протягиваю Маше, которая сидит на валуне. Не глядя на меня, Маша молча берет цветы и кладет их рядом.

Чебыкин развел на пристани здоровенный костер, в котором почти не видно котлов. Тютин суетливо бегает вокруг с поварешкой.

— В момент котелки закипели! — хвастается он, заваривая чай. — Учитесь, как надо обед готовить! Пык-пык, и сделано! Это вам не Демон, это мы с Чебой — монстры!.. Ага, вот и супчик поспел!

Чебыкин режет хлеб. Все держат наготове тарелки. Тут Тютин штормовкой зацепляется за костровую перекладину. Рогатка вылетает, как табуретка из-под ног висельника, перекладина падает, и котел опрокидывается. Суп широкой звездой размазывается по земле, взрывается на углях. Все молчат, потрясенные. Градусов отлепляет от сапога кусочек мяса, кладет его в рот и в полной тишине говорит:

— Вот и покушали… Низкий поклон тебе, Тютин.

На Тютина жалко смотреть. Все прячут глаза.

Отплываем голодные и злые. Перед отплытием я обхожу пристань — посмотреть, не забыто ли чего. На валуне у черного круга кострища белеют подснежники, оставленные Машей. Я не беру букетик. Посреди старой пристани он похож на те букетики, которые кладут на могилу Неизвестного Солдата.

Плывем. Начинается дождь. Сплошная рябь слепотой затягивает реку. Дальние концы плесов как в тумане. Мутное, неровное небо шевелится над скалами.

Моя гондола совсем сдулась. Видимо, разошлась одна из склеек, которые я вчера намострячил. Катамаран перекосился на мою сторону. Мой угол каркаса ушел в воду. Гондола мятой, бесформенной грудой пучится подо мною.

— Все, отцы, — говорю я. — Я свое веслом отмахал.

Я откладываю весло и налаживаю насос. Отцы продолжают грести, то и дело оглядываясь на меня. Я качаю. Плечи мои ходят вверх-вниз, воздух шипит в шланге, катамаран колышется.

— Это похоже… — начинает сравнение Демон.

— Не говори! — вопит Люська.

Отцы ухмыляются. Я тоже знаю, на что это похоже.

— Это оно самое и есть, — подтверждаю я.

Люська стонет, Маша возмущенно фыркает, отцы ржут.

Мы плывем.

— Географ, — раздумчиво окликает меня Борман, — а вот если до деревни Межень километров двадцать осталось, так ведь мы и самосплавом к завтраку доплывем, да? Тогда, чтобы не мокнуть, можно всем залезть под тент и не грести, да?

— Хрена ли! — тут же орет Градусов. — Вы сюда зачем приехали — грести или как? Подумаешь, на лысину капает! А вдруг чего впереди — порог или «расчестка»? Мы и попадем в них, как телега с навозом!..

Но все уже расправляют тент и лезут под него от дождя.

— А-а, ну вас! — серчает Градусов. — Я один грести буду!

— Я тогда тоже, — говорит Чебыкин. — Чего мне дождь? Фигня.

Теперь я качаю под тентом. Здесь тепло и влажно.

— И зачем только люди в походы ходят? — заводится Тютин. — Голодают, мерзнут, мокнут, не высыпаются, устают и пашут как негры… И это по собственному желанию, за свои же деньги…

— Не стони, — обрывает Тютина Овечкин.

Крен катамарана постепенно уменьшается. Гондола принимает прежние размеры. Впрочем, через час она опять все равно сдуется. Я откладываю насос и ложусь на продуктовый мешок. Под тентом тихо, все слушают, как рокочет дождь по полиэтилену, и, видно, потихоньку засыпают под шум дождя, как под бабушкину сказку.

Я просыпаюсь оттого, что Градусов тычет меня веслом.

— Географ, кажись, гроза будет! — говорит он.

Я откидываю тент и сажусь. Лицо сразу обдает холодом. Дождик прекратился. Над рекой порывами шарахается ветер. Лес по берегам шумит. В потемневшем и сквозистом воздухе удивительно четко и графично рисуется каждое дерево. Облака сгребло в кучи с черными подбрюшьями и седыми космами по краям. Эти космы стоят дыбом и жутко лучатся в ярких темно-синих промоинах между облачными горами. Река нервно горит пятнами голубых отражений в угрожающе-тусклой, мрачной воде. Дальняя белая скала — как разбойник, поджидающий на большой дороге, чтобы огреть кистенем.

С севера надвигается мощный грозовой фронт. Облачный бруствер обрезал полнебосвода. Он темно-сизый, точно пороховой. Отгибающиеся на сторону полотнища дождя метут тайгу километрах в пяти от нас. В туче проносится вспышка. Через некоторое время доползает угрюмый гром. Елки по берегам раскачивают верхушками и лапами, точно крестятся и кладут поклоны.