Александр Охотин - Могла быть другая история

Виктор включил автоматический поиск маяков, и… Это был шок покруче показаний хроноскопов. Хроноскопам можно было бы и не поверить: мало ли что могло сбить их показания. А вот то, что доносилось из динамика… Я даже стал подозревать, что мне это снится или что я сошёл с ума.

Мы все столпились в секторе связи и слушали то, что доносилось из динамика.

— На какой частоте передача? — спросил Борис.

— Вот, посмотри сам, — сказал Виктор, развернув пульт экраном к нам.

— Может, это радиопостановка? — предположил Игорь. Вадим возразил:

— На длинных волнах радиовещание не ведётся уже лет двадцать.

— Раньше, — сказал Борис, — очень давно, на этой частоте работала первая программа радиовещания Советского Союза.

— Она и работает, — сказал Данилка. Борис говорит:

— Ты продолжаешь утверждать, что мы попали в прошлое?

— Дядя Боря, я не знаю, почему все вы не хотите принять за истину то, что уже очевидно.

— Данил, это же невозможно.

— Я знаю, что невозможно, но сейчас действительно тысяча девятьсот сорок второй год.

Из динамика в подтверждение Данилкиных слов продолжал звучать голос Юрия Левитана. Легендарный диктор сообщал: «Внимание, говорит Москва. Передаём сводку Совинформбюро. Вчера, двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок второго года, используя численное превосходство, немецко-фашистские войска вновь перешли в наступление на участках линии фронта севернее и южнее Москвы…»

Когда сводка закончилась, отсек управления заполнила мелодия тех военных лет:

Виктор выключил динамик и, одев наушники, продолжил поиск радиостанций. Вообще-то, теперь всем уже была понятна бессмысленность этого поиска. Не оставалось никаких сомнений в том, что Данилка прав, что хроноскопы исправны.

— Что же теперь делать? — чуть слышно проговорил Борис.

— Собирать информацию, — ответил Данилка.

— Какую и зачем?

— Я пока не знаю, какую, но надо искать выход.

— Выход? А он есть? Ведь мы в прошлом. Ты сам это утверждаешь. Как мы вернёмся в наше время?

— Из прошлого в будущее?

— Да, из прошлого в наше время.

— Вот из будущего в прошлое невозможно, но вы и это смогли сделать. А назад запросто. Нужно просто дождаться, когда придёт наше время. Только, дядя Боря, я пока не знаю, нет ли в этом парадокса.

— Дождаться?! То есть целый век сидеть и ждать, когда наступит наше время?!

— Не век, а всего сутки. Ну, может быть, чуть больше. Надо просто сосчитать, сколько на это точно надо времени.

— Как это? — не понял Борис.

— Просто. Выйти в космос, разогнать звездолёт до околосветовой скорости. Само собой, что без выхода в суперпространство. Через сутки по времени звездолёта вернуться на Землю. На Земле как раз пройдёт этот самый век. Теорию относительности Эйнштейна ещё не забыли?

— Чёрт побери! Я об этом даже не подумал. Но что-то здесь не так. Ты что имел в виду, когда говорил о парадоксе?

— То, что вернувшись в наше время, мы должны встретить самих себя. Это, сами понимаете, невозможно. А раз это невозможно, значит, этому должны воспрепятствовать фундаментальные законы мироздания. Есть вариант вернуться позднее нашего старта. Ведь после старта нас на Земле уже не будет. Но и это может быть запрещено фундаментальными законами.

— Тогда что ты предлагаешь вместо этого варианта?

— Дядя Боря, давайте для начала выйдем наружу и посмотрим, что там делается.

Мы сошли по трапу и окунулись в туманное летнее утро. Солнце стояло ещё очень низко. Его лучи пробивались сквозь кроны берёз и сосен, прочерчивая в воздухе светлые полосы. Эти полосы света упирались в землю, в стволы деревьев, образуя на них жёлтые солнечные пятна. Этот свет зажигал радужные блики в мокрой от утренней росы траве, на мокрых листьях кустарников. В воздухе стоял запах летнего леса.

Мне стало казаться, что мы в лесу за посёлком Цветочным. Вон там, впереди, через сто метров, протекает река Ока. Недалеко от берега, на прибрежном острове, прекрасный песчаный пляж. На остров ведёт деревянный мостик, лежащий на железных понтонах. А вон там, в пяти километрах от нас, за посёлком Цветочным, просыпается озеро Птичье. За озером — парк, за парком — школа, в которой мы учились, потом наша улица.

Но действительность была иной. Вот прямо передо мной «Прометей-2» — диск диаметром в двести и высотой в пятнадцать метров. Он лежит на поломанных и вдавленных в землю вековых соснах, напоминая об аварийной посадке. А главное, никто не знал, в какой точке земного шара мы приземлились.