Виталий Бабич - Семь историй о любви и катарсисе

Минск, на улицах и в квартирах города. 4 июля

Утро. Оживлённая улица в центральной части города. Янис наблюдает из автомобиля за подъездом, в котором находится квартира Андрея Луцко, где проживает Антон.

Он — дома, беседует по радиотелефону и одновременно собирается куда-то.

— Так, выходит, братишка, твои надежды на Америку пока оправдываются. А почему тогда ты не весел?

— Да так… — вздыхает Андрей. — Может быть, скучать начинаю… по славянским красавицам.

— Или по славянским красотам?

— Если честно, то дело в том, что тут ко мне названивают какие-то джентльмены удачи и тонко намекают на сомнительное сотрудничество… на благо благородной Америки, выступающей за общемировую демократию.

— А-га. Знакомая песня. Ну, а ты что?

— Ещё тоньше отсылаю их очень далеко, почти в космос.

Братья смеются. Затем Антон говорит о своём воскресении на родине и о прекрасной девушке-иностранке, которую встретил в Бресте и полюбил с первого взгляда, как в кино…

В конце беседы он спрашивает брата:

— Боишься за себя?

— Боюсь за тебя. Понимаешь?

— Значит, ты не думаешь оставаться в Штатах навсегда?

— Не знаю. И ты, похоже, не думаешь возвращаться в Штаты навсегда?

— Мне, братишка, очень хорошо на родине.

Янис продолжает наблюдение. Дверь подъезда открывается и оттуда выходит молодая пара с двумя детьми, а за ними выходит Антон. Он, улыбаясь, обменивается с ними приветственными фразами. И направляется к арке, ведущей со двора на улицу. Янис выходит из машины и следует за Антоном.

В квартире на Карла Маркса сидят на кухне Жаннет и Микола Адамович. Они обедают и оживлённо беседуют.

— Жалко будет расставаться. К тому же так немыслимо быстро. Но мне, чтобы быть поближе к Максимке, придётся искать комнату в Бресте. А так я под вашим учительством серьёзно занялась бы изучением белорусского языка.

— Да, тогда мы смогли бы с вами говорить только по-белорусски… Нет, я не жалею, что ради нашего полноценного общения я периодически перехожу на русский язык. Жалею о другом: я потеряю такую внимательную, тонко чувствующую собеседницу, как вы, Женя… Моё внешнее одиночество оказалось мне не по карману. Одиноко живущий и ужасно общительный профессор словесности часто тоскует в трехкомнатном замке и ищет живого собеседника, непохожего на приведение, а по сему плату за комнату берет мизерно-символическую — вот что значилось между строк моего объявления в газете… Хоть меня и навещают регулярно, по праздникам, коллеги — бывшие сослуживцы по университету (спасибо им за это!), мне недостаточно такого общения.

— А что случилось с вашими родственниками?

— Жена умерла. Дочь уехала к мужу в Россию — приезжают редко… Внучке уже три года. Представляете, они назвали девочку чужеземным именем Сабина, будто у нас нет красивых и, главное, редких восточнославянских имён. Например, Ефросинья. Так звали славутую беларускую князёўну-асветніцу — по-русски это означает «княжну-просветительницу» — з горада Полацка…

В это время Антон выходит из автобуса и направляется к тому самому дому на улице Карла Маркса. Янис с трудом вылезает из автобуса, в котором едет много пассажиров. Ездить в общественном транспорте для него — трагедия . Он спешит за Антоном, который уже поднимается по лестнице и звонит в дверь. Янис запоминает номер квартиры, выходит из подъезда и звонит по мобильному телефону (собеседники говорят по-русски).

— Привет, дорогая. Вы уже в Бресте? Как там погода?

— Неплохая — отвечает Роберта. — Мы с нашим малышом нашли озерцо, где будем отдыхать и ловить рыбку. Я даже помогу малышу приготовить уху.

— Отлично! Я успеваю приехать к вам на уху?

— Да. Успеваешь. Только ещё раз поищи в Минске редкие книги…

К трапезе Миколы Адамовича и Жаннет подключается Антон. Девушка презентует ему настоящий украинский борщ, который приготовила сама.

Антон пробует и восхищённо произносит:

— Гениально! Ты и готовить умеешь! А на Украине ты, наверное, окончила кулинарные курсы по национальным блюдам?

— Увы, успела освоить только один борщ. И то спонтанно получилось.

— Как это?

— Это длинная история, — смеётся Жаннет, вспоминая отдельные эпизоды. — Я тебе как-нибудь потом расскажу.

— Хорошо. Я, Микола Адамович, жду все эти её «как-нибудь потом» заинтриговано и терпеливо.

— Андрюша, берегите это божественное создание! Она — живая энциклопедия. И даже больше — зеркало мира. Мы, с вашего позволения, продолжим наш с ней разговор о словесности. Кстати, вам как белорусскому журналисту это должно быть особо интересно. Так вот, в нашем обществе мания на иностранные слова. Молодёжь — не вся, разумеется, есть неподпорченные души — становится лингвистическим варваром. Да и наши доблестные средства массовой информации этому способствуют. Вот сегодня слушаю русскоязычную радиопередачу. Сплошные релизы, лейблы,.. эти, как их там, .. бренд-аудиты и прочие словесные эмигранты-бандиты. И лишь мизер русских слов. Будто бы идёт речь о явлениях, которых вовсе нет и быть не может на нашей земле. Парадокс!.. Вот скажите, Женя, в какой стране вы видели подобное преклонение перед английскими словами в ущерб родному языку?