Виталий Бабич - Семь историй о любви и катарсисе

В начале ноября ты переселилась на 6-й этаж. Первые дни было как-то дискомфортно без наших духовных бесед. Но затем всё стало привычным. Общение с Викой и Мартой было совсем другим, но и деловым, и приятным, и лёгким, и позитивным…

Бежал ноябрь. И вот во время субботней прогулки, совмещённой с делами семейными, снова в моменты осмысления прожитых дней возникает твой Образ, и как мой ответ — радость от того, что ты есть. Я, конечно, не мог не отметить, что твоя сущность, твоя энергетика, твоя душа обрели во мне какое-то СВОЁ место. Я ещё осознанней называл тебя своим другом. Хотя понимал, что другом №1 должна быть для меня Оксана. И всё, вроде, текло в прежнем нормальном русле…

Далее — декабрь. За этот месяц я словно пережил целую жизнь, полную неожиданных поворотов.

Об этом, Лина, допишу в следующем письме — вдогонку этому.

Итак, декабрь. В начале месяца в моей душе возникла большая потребность осмысливать дальше, осмысливать глубже наше общение. Ты как друг стала для меня ещё важнее. Я понимал, что в моём отношении к тебе созревает то, что можно назвать платонической любовью. Это я пытался выразить в нашей с тобой стихотворной переписке в ВКонтакте где-то в ноябре-декабре. Помнишь?.. Это расценивалось мною как островок романтики в море житейском. Я хотел, чтобы была романтика и по отношению к Оксане, работал над этим. Я не мог себе позволять становиться предателем по отношению к ней, к нашим детям. Но и пройти мимо того нового — чисто духовного — порыва к твоей душе, тоже не мог.

Тогда я, казалось, нашёл баланс: моя чисто духовная привязанность к тебе не мешает выполнять свой долг перед семьёй, а просто дополняет всё это. Всё это я пытался выразить в набросках к новой прозе (цитирую):

«Если это любовь ещё не чистая, то уже очищающая.

В сотни раз важнее сейчас то, что чувствую наше родство душ на расстоянии, чем возможность обнимать тебя, делить с тобой привязанности материального мира. Если Богу угодно, то придём и к этому. Но уже сейчас закладывается нечто более значимое, более тонкое — живое. И оно, это более живое, уже связывает прочными узами наши сущности — там, в жизни после смерти. Уже сейчас!.. Спасибо, Господи, за такую очищающую, прозрачную, воздушную близость душ, потребность душ друг в друге! Да, можно назвать это любовью, можно и другим словом. Важнее всего то, что происходит в сердцах наших…

И ты мне уже много раз отвечала взаимностью — моя любовь не безответна! Ты единственная, кто в последние годы говорил о моих достоинствах, даже восхищался мной. Но… причина моей привязанности к тебе не в этом. Просто твоё восхищение моими достоинствами — следствие родства наших душ…

О, люди, живущие без этого возвышающего, очищающего чувства бескорыстной и недооцененной вами платонической любви, как же вы много недополучаете от каждого прожитого дня…»

Перед тем, как я смог написать эти строки, прогуливаясь в своём НЕодиночестве, буквально плакал. Плакал, что, оказывается, способен на такое тонкое, сильное, бескорыстное, глубокое восприятие женской души (ведь по отношению к Оксане ничего подобного, увы, не возникало). В тот момент, вспоминая эротический сон полугодовой давности, видя огромнейшую пропасть между тем и теперешним отношением к тебе, я подумал о том, что даже тот «недостойный» сон был знаком. Знаком, что твоя душа имеет большое значение для меня; и если бы сон был не низким, эротическим, а сразу высокодуховным, то мне было бы гораздо сложнее АДАПТИРОВАТЬСЯ к этой привязанности к тебе… Как ни парадоксально, но я расценил именно так.

Тут стоит сказать о том, что в этот период (не помню точно, до этой слёзоочищающей прогулки, или после), я дочитывал электронную книгу «1000 лет одиночества», и на меня произвёл особое впечатление эпизод: женщина, ушедшая от нелюбимого мужа, самого богатого и успешного человека в городе (вышла за него замуж по расчёту), признаётся в любви к его брату — бедному учителю, который за последнее время очень сильно вырос духовно, благодаря встрече со своим Учителем… Читая эти строки, я невольно подумал о том, что и моя душа тянется к тому же: признаться себе в том, что между мной и Оксаной нет Настоящей любви, что необходимо, наконец, сказать об этом и ей, и себе, и — обрести Настоящее… В эти моменты я не мог не подумать о тебе как об объекте ТАКОЙ любви.

Я понимал, что путь к ней будет очень непростым. Да и не готов я был ещё к признанию в этом перед Оксаной, перед тобой. Я знал, что ты на мои откровения ответила бы так, как сегодня («развернув» меня в семью): «Вы должны в мире и любви встретить праздники в своей семье». Да, моя жена — лучшая (одна из самых лучших) в мире женщина, потому что она выбрала меня. Да, я пытался полюбить её по-новому. Но… Не всё так просто.