Надежда Голубенкова - Крик души

На тумбочке и столе в комнате старушки было множество икон, хотя сама она в церковь ходила только подать записочки за родных да поставить свечи. И всё же, страшась посмертной участи, она в последние годы усердно молилась, полностью вычитывая утреннее и вечернее правила, читала духовные книги, которых за это время скопилось в квартире немало.

Прошёл ещё год, второй, третий… Зоя Ивановна совсем сдала: еле ходила, часто болела, по полгода лежала в больнице…

И вот, в обычное весеннее утро накануне Вербного воскресенья, старушка, взяв молитвослов, стала читать уже практически выученные наизусть молитвы. «Отче наш…» — она так и не поняла, что заставило её остановиться. Припомнилось всё, что читала про важность и необходимость церковных Таинств, и… Зоя Ивановна зарыдала.

«Как же я дерзаю Его называть Отцом, когда ни разу в жизни не соединялась с Ним в Причастии! Да могу ли я считать себя хотя бы рабой Его, когда не выполняю того, что Христос заповедовал?!»

***

На следующее утро Зоя Ивановна была в освящённой недавно совсем рядом от дома церкви. Перекрестившись, она в нерешительности замерла у дверей, глядя на толпу собравшихся в храме прихожан.

— Вы, матушка, на исповедь? — поинтересовалась заметившая старушку одна из тружениц храма.

Зоя Ивановна кивнула, нервно теребя матерчатую сумку.

Женщина тепло улыбнулась, будто они были давно с ней знакомы, и провела бабушку внутрь.

— Вот видите, очередь, — полушёпотом проговорила провожатая. — Сейчас я попрошу, и вас пропустят вперёд.

Старушка не успела возразить и даже опомниться, а женщина уже к ней вернулась и, заботливо приобняв, проводила сквозь расступившуюся перед ними толпу.

Исповедавшаяся в данный момент молодая девушка уже брала у батюшки благословение, и Зое Ивановне ничего не оставалось, как занять её место, как только девушка отошла.

— Не волнуйтесь вы, матушка, так, я лишь свидетель, — видимо поняв, что она пришла впервые, добродушно подбодрил священник.

Да, из книг Зоя Ивановна знала, что исповедоваться надо Богу, а не батюшке, и всё же присутствие священнослужителя её сильно смущало.

Трясущимися руками достала старушка из кармана сумки очки и развернула сложенную во много раз бумажку с длиннющим списком грехов, что она совершила за всю свою долгую жизнь и которые смогла вчера вспомнить.

— Ох, каюсь, Господи, согрешила… — и она, сбиваясь, принялась зачитывать список.

Её трясло, сердце то и дело сбивалось с ритма, хотя таблетки с утра она выпила. Не слыша со стороны батюшки ни вздоха укора, старушка продолжала читать. Наконец мука закончилась, и священник забрал у неё измятый листок.

— Вы сможете выстоять службу? — разрывая бумажку и возвращая ей, поинтересовался батюшка.

— Я завтракала, — призналась Зоя Ивановна, прекрасно зная, что к Чаше подходят натощак. Старушка не удержалась и, словно в оправдание, добавила, — Мне, чтобы принять лекарства, обязательно надо поесть.

— Ничего страшного. Я вас, матушка, благословлю и так Причаститься.

Он накинул ей на голову епитрахиль и прочитал разрешительную молитву. Зоя Ивановна, следуя указаниям священника, перекрестилась и поцеловала лежащие перед нею Крест и Евангелие, после чего батюшка не забыл её благословить.

Старушка не успела отойти, как около неё опять оказалась уже знакомая женщина. Она виртуозно провела Зою Ивановну между людей к иконе праздника. Пенсионерка без подсказки трижды перекрестилась и приложилась к иконе. После этого труженица храма довела её до скамейки, на которой уже сидели пожилая дама и молодая мамаша с ребёнком лет пяти.

— Присаживайтесь, и не волнуйтесь, молиться можно и сидя, — дружелюбно улыбнулась её провожатая.

Зоя Ивановна, поглощённая той бурей чувств, что всколыхнулись в душе, лишь молча кивнула. В зажатой руке всё ещё были обрывки её позорного списка, из-за которого она чуть не сгорела со стыда на своей первой в жизни исповеди. Но тяжелее всего было признать, что весь этот список и был её прожитой жизнью.

И всё же в её душе появилась необъяснимая радость. Радость прощения, осознание, что хоть раз в жизни у неё нашлись силы поступить правильно и прийти в церковь. Так она и просидела, пока вновь не появилась негласно взявшая её под опеку женщина и, приобняв за плечи, не поставила её в очередь к Чаше, попутно показав, как правильно скрестить руки.

Выходила из церкви Зоя Ивановна совсем иной, нежели пришла сюда пару часов назад. Её старческое лицо озаряла улыбка, и хоть морщины от этого проступили чётче, на вид пенсионерка будто помолодела. Опираясь на клюку, и дивясь тому миру, тому ликованию, что поселились в душе, почти не ощущая своей немощи, Зоя Ивановна засеменила домой.