Алексей Комлев - Верные чада

— Ты там про плату за таинства ещё сказал. А в Евангелии, кстати, чётко сказано, что всякий труждающийся достоен награды своей. Священник он что, дармоед по-твоему? Он целый день в храме и у него тоже есть семья, которую нужно кормить. Впрочем, чего это я тебе всё объясняю? Ты сам чем занимаешься?

— Я делаю нужное дело.

— Я знаю про твоё дело. Ты мне ответь на другой вопрос, какая польза отечеству от твоего дела?

— А что? — Теперь уже возмутился Дима.

— Ну ты там собираешь подписи за какого-то очередного политического самозванца, участвуешь в каких-то акциях…

— Проектах. — Поправил Дима.

— Проектами у вас называются откровенные хулиганские выходки, понятно? Но из каких средств ты получаешь зарплату? Из каких?! Эти люди обворовали всю страну и ты им способствуешь прийти к власти на выборах. А я знаю почему. Потому что ты не хочешь работать, не любишь, да и не умеешь. Эта твоя работа не работа; я говорю о созидательном труде на пользу народу и отечеству. А ты строишь пирамиды, лезешь все выше и выше.

— Народом кто-то должен управлять.

— Но не такие же, как ты. От армии ты «откосил», говоришь, по зрению. Так хотя бы пере до мной не хвастался, что ты снайпер. Учиться не хочешь. Специальности никакой нет. Лишь бы сесть повыше и руководить. От куда у вас такая уверенность, что вы знаете, как и что, а другие не знают? А я отвечу откуда. От лукавого ваша уверенность.

— Да ладно демагонию разводить. — Махнул рукой Дима.

— И, кстати, вот я с тобой отщаюсь…

— Ну и?

— Я как был православным, таким и остался.

— К чему это сказано? — Не понял язычник.

— А к тому, что общаясь с иноверцами, по словам твоего дедушки, церковники яко бы становятся, как они. Чушь полная. Пусть лучше твой дед скажет, где и когда он видел совместные богослужения. Если приведет пример, я с ним может быть и соглашусь.

— Не знаю, я больше верю своему деду.

— Если бы ты подвернул на улице ногу, а я бы шёл мимо, то что, неужели не помог бы тебе подняться и дойти до дома? Совсем другое дело, если бы ты меня позвал с собой на ваши языческие шабаши. Вот тут, извините, нам не по пути.

— Да вас никто и не позовет.

— Правильно, потому что мы, на самом деле, по разную сторону баррикад и наша вера даже здесь уже не при чём.

— Каких баррикад?

— Самых настоящих. Вот какая у тебя гражданская позиция?

— …

— Думаешь, почему я спрашиваю? Да потому, что ты пособствуешь врагам отечества, сознательно, а стало быть и сам враг. Ваше поколение ненавидит стариков, не любит простой труд. Вам только бы тусоваться с утра до вечера и жить за счёт других. Но я тебе уже сейчас говорю, что пока живо моё поколение, мы будем вас уничтожать, как опухоль.

— Вот такой ты «добрый» православный.

— А ты не путай, не путай места. Я лично буду защищать свою веру и отечество и не позволю, чтобы такие, как ты, насадили здесь западную или ещё какую «культуру». Не нравится тебе Россия — вали отсюда, а нам-то некуда бежать.

— А где же ваша терпимость, дорогой?

— Про терпимость ты хорошо вспомнил. Если бы твой дед был честным историком, он бы вынужден был признать, а заодно рассказал бы и тебе, что не православная вера насаждалась силой, а католическая, а последние отлучены от Церкви. И потом, если уж кто убивал, так это язычники христиан. К слову сказать, они и своей кровушки не прочь пролить, слыхал наверное?

— Что? — Недоумённо переспросил язычник Дима.

— Ну если ты язычник, да ещё практикующий, то давай уж по полной программе, с человеческими жертвоприношениями.

— Я знаю. — Неожиданно сухо заметил Дима.

— Как, ты способен по жребию отдать себя в жертву деревянному истукану?

— Меня уже не принесут, — коротко парировал язычник и пояснил, — у меня статус уже другой.

— Ну а если твоего ребёнка?

— Если это нужно богу, то я сам сделаю это.

До сей минуты Эдик думал, что подобные экземпляры существуют только на страницах журналов и газет, но сейчас он вдруг поверил в те жуткие цифры, которые ежегодно составляют некое число. Перед ним сидел человек, могущий вот так свободно рассуждать на темы, от которых у простого нормального человека стыла кровь в жилах.

— Да ты, батенька, сатанист. — Только и смог сказать Эдик.

Димочка на это ничего не ответил и разговор их закончился, но с этой минуты Эдик не мог больше воспринимать соседа, как обычного человека. Тот сам себя считал необычным, а зная о свойствах этой необычности всякий православный христианин должен быть начеку. Эдику захотелось в тот же день бросить всё и уехать домой, но он не мог оставить умирающего старика.