Винфрид Зебальд - Головокружения

а на обратной стороне – для всякого,

кто про себя знает,

что часто ходит ложными путями, —

перспективное,

даже многообещающее заверение:

Я вышел из здания вокзала на улицу, в тяжелый вечерний воздух. Желтые такси отовсюду слетались сюда, к стоянке на площади, роились и разлетались вновь с усталыми путешественниками на задних сиденьях. Под колоннадой я перешел на восточную, неправильную сторону вокзала. Под аркой, выходящей на площадь Савойя, висела реклама проката автомобилей «Хертц» со слоганом «La prossima coincidenza» [38] Надежное руководство по организации вашей деятельности. Общий план Милана ( ит .). . Я еще смотрел вверх, на это, как я думал, адресованное мне послание, когда прямо на меня вдруг двинулись двое молодых мужчин, резко разговаривающих друг с другом. Думать о том, чтобы уклониться, было поздно. Я уже чувствовал на лице их дыхание, видел совсем близко узловатый шрам на щеке у одного, красные жилки в глазах второго, ощущал, как их руки у меня под курткой хватают, дергают, рвут. И лишь когда я, резко повернувшись на каблуке, размахнулся и висящей на плече сумкой врезал обоим, мне удалось высвободиться и вновь обрести опору, прислонившись спиной к стене. [39] * Следующая пересадка / следующее совпадение ( ит .). LA PROSSIMA COINCIDENZA. Никто из прохожих не обратил внимания на инцидент. А я смотрел, как оба агрессора, странно подергиваясь, как персонажи первых кинофильмов, скрылись в сумраке колоннады. Сидя в такси, я обеими руками держался за сумку. В ответ на мое брошенное вскользь замечание об уличной преступности в Милане таксист лишь выразил жестом беспомощность. Его боковое окошко было зарешечено, а с приборной панели смотрел яркий образ Пресвятой Богородицы. Мы проехали по улице Н. Торриани, пересекли площадь Чинчиннато, свернули налево, на улицу Сан-Грегорио, потом еще раз налево на улицу Лодовико С. и остановились перед отелем «Бостон», на вид каким-то тщедушным и недобрым. В полном молчании водитель взял деньги. На улице не было ни единой живой души. Такси исчезло вдали. Я поднялся по лестнице и, ступив в этот странный приют, ожидал в полутемном холле, когда хозяйка, почти совершенно высохшее создание лет шестидесяти или семидесяти, выйдет из комнаты с телевизором. Птичьим взглядом она недоверчиво смотрела на меня, пока я на своем ломаном языке объяснял, как лишился паспорта и что в Милан приехал для того, чтобы получить в консульстве новый. Едва я закончил рассказ, она позвала мужа, который откликался на имя Орландо и теперь не слишком твердой походкой тоже вышел из комнаты с телевизором, где, как и хозяйка, сидел в потемках. Мне показалось, он потратил невероятно много времени, чтобы пересечь небольшой холл и стать рядом с женой за высокой, доходящей обоим почти до плеч стойкой регистрации. Я начал сначала, но теперь даже для меня самого эта история выглядела весьма сомнительно. С некоторым сочувствием, но не без подозрительности, мне в конце концов выдали старый металлический ключ с номером 513. Комната находилась на верхнем этаже. Лифт, узкий футляр, громыхающий металлическими решетками, шел только до пятого этажа, откуда нужно было еще подняться пешком по двум черным лестничным маршам. Длинный коридор, слишком длинный для узкого здания, шел, как мне почудилось, слегка под уклон, мимо дверей, следующих друг за другом через каждые два метра, не больше. Бедные путешественники, пронеслось у меня в голове, и я тоже бедный. Все время на новом месте. Ключ повернулся в замке. Тяжелая жара, скопившаяся за много дней, а то и недель, ударила мне в лицо. Я поднял жалюзи. Крыши, сколько хватало глаз в надвигающейся ночи, и лес антенн, слегка колеблемых ветром. Внизу открывалась бездна задворков. Я отошел от окна и лег в чем был на кровать, прямо на покрывало из цветастой, напоминающей дамаст ткани с бахромой, скрестил под головой руки, которые почти сразу начали затекать, и уставился в удаленный, как мне казалось, на много миль потолок. Отдельные голоса со двора доносились ко мне в распахнутое окно. Зов, как в открытом море, смех, словно в пустом театре. Становилось все позже, все темнее. Постепенно все смолкло и угасло. Текли часы, нескончаемые часы, а я не мог найти покоя. Среди ночи или уже под утро я поднялся, разделся и встал под душ, косо втиснутый в комнату и скрытый за полиэтиленовым занавесом в пятнах плесени. Долго стоял под струями воды. Потом мокрый, как был, снова улегся на покрывало и теперь ждал, когда рассветные сумерки коснутся верхушек антенн. Наконец как будто появились первые проблески, я услышал, как вскрикнул дрозд, и закрыл глаза. Под сомкнутыми веками возникло свечение. Ecco l’arcobaleno. Глядите, радуга в небе. Ecco l’arco celeste. С колосников над сценой спустился сон. Мне снилось широкое зеленое кукурузное поле, а над ним, словно ничего более естественного на свете не бывает, раскинув руки, парила монахиня, похожая на сестру Маурицию, которую я знал в детстве.